На семинаре рассказик прошёл на ура. Один семинарист, врач по специальности, правда, заметил, что соавторы, судя по всему, сами в подобные учреждения никогда не заглядывали (и это было чистой правдой!), но тут на критикана набросилась вся группа. «Ты ничего не понял! — кричали ему. — Нет там никакой психушки, это жизнь наша в виде психушки изображена!»
Запомнилось также замечание моего отца… Был он тогда ведущим актером Волгоградского драмтеатра, а когда-то — главным режиссером Ашхабадского. Сидя пацаном на его репетициях, я многому научился. У нас с Белкой имелся даже рабочий термин: режиссура рассказа. Так вот, отец сказал:
— Это вы про талант написали. Делает человек все по правилам — ничего не выходит. А пришел сумасшедший, сказал: «Щёлк!» — тут же и свет зажёгся…
Насколько помню, первая услышанная от него похвала. Раньше он наше увлечение фантастикой не одобрял.
Кстати, о режиссуре. Сидим, бывало, тихо бесимся, а повествование — ни с места. Кто-то из нас робко набрасывает возможный вариант развития событий и оглашает с запинкой. Тут же следует ядовитая фраза соавтора: «В растерянности пошевелил героями…» Вот тогда-то обычно и приходила нам на помощь система Станиславского. Особенно выручал приём, применённый Вахтанговым при постановке чеховского «Юбилея», когда, недовольный исполнителями, Евгений Багратионович приказал вынести на сцену несколько шкафов и столов, полностью её загромоздив.
— Да, но где же играть? — спросила растерянная актриса.
— Где хотите, — сухо ответил Вахтангов. И актриса полезла на стол.
Обжать героя обстоятельствами — всего-то навсего.
На семинаре в Малеевке пришёл однажды к нам на заседание настоящий прозаик. Реалист. Ярый приверженец симфонической прозы. Долго ругал родного сына, числившегося в нашей группе, за отсутствие языкового чутья и заклинал следить за стыками слов, где сплошь и рядом могут возникнуть паразитные неблагозвучия.
А на следующий день обсуждают супругов Лукиных.
Помня вчерашние заветы настоящего прозаика, семинарист П. принялся выискивать неблагозвучные стыки слов в наших опусах. Где бы он их там нашёл, если мы каждую фразу сначала проговаривали вслух и лишь потом заносили на бумагу!
Искал, искал — бросил. Сказал, что почудилось.
«Ну ладно, — думаю. — Погоди. Послезавтра твоя очередь».
Настаёт послезавтра.
— Владик, — говорю. — Тут у тебя упомянут некий летательный аппарат. Не мог бы ты объяснить его устройство подробнее? Как он хотя бы выглядит…
— Какой аппарат? — Жеполёт.
— Ка-кой?!
— Вот… написано: «Такой же полёт…» Веселились долго. И как выглядит — объяснили.
А между прочим, умышленные неблагозвучия на стыках слов, как потом оказалось, приёмчик изумительный. Сами подумайте: выйдешь на улицу — мат-перемат, а твои персонажи сплошь изъясняются приличными словами. Неправдоподобие получается. И начинаешь инкрустировать речь героя намеренно нехорошими звукосочетаниями. Скажем, так: «Я б с детства…»
Этакий фонетический натурализм.
Желание столкнуть в поединке ракетный дивизион, в котором я когда-то служил в звании рядового, и оголтелую фантастику в виде вульгарных насекомоподобных монстров с вертикальными зрачками и горизонтально движущимися жвалами, судя по наброскам, возникло у меня давно. Очень хотелось передать серый сумрак душной азиатской ночи, голубоватый оттенок луны, чёрные заросли верблюжьей колючки, приглушённый лязг чудовищной двери капонира.
К казарменной романтике Белка всегда относилась с некоторой брезгливостью, но и она понимала, что, продолжая работать в прежнем ключе, мы рискуем нажить себе репутацию юмористов, как впоследствии и произошло. Необходимо было срочно менять тематику, наработанные приемы, а самое главное — отношение к описываемым событиям.
Не знаю, как другим начинающим, а нам первое убийство далось с трудом. Ситуация осложнялась ещё и тем, что рядовой Левша был и впрямь живой человек — из моего дивизиона. Действительно чувствуешь себя убийцей — хоть с повинной иди.
Написав, долго не решались кому-либо показать. Наконец (лет через несколько) решились. После благоприятного отзыва Бориса Стругацкого сомнения рассеялись и мы рискнули предложить «Вторжение» для публикации. Первой, если не ошибаюсь, повестушку напечатала газета «Комсомолец Туркменистана», причём редактор (тот самый друг детства, что подал нам идею рассказа «Летним вечером в подворотне») был вынужден обратиться за разрешением чуть ли не в министерство культуры. Не могу не привести заключительную фразу его докладной записки: «Символично и то, что агрессивный пришелец из космоса на поверку оказывается слепым, ибо только слепец способен напасть на нашу Советскую Родину».
Читать дальше