Михаил Воронецкий - Мгновенье - целая жизнь

— Есть какие-то возможности?

— Пока ничего не могу сказать определенного. Наше отделение Географического общества не располагает средствами. Может быть, что-то и наскребут. Я больше надеюсь на Николая Михайловича Мартьянова. Обещает все-таки устроить поездку вскорости. Удивительный это человек! В такой глуши создать музей, не имея лишнего гроша…

— Буду вам очень признателен, если вы меня познакомите с ним. С музеем я уже было ознакомился. Хотелось бы побродить по залам не спеша…

— Николая Михайловича сейчас здесь нет. Он на Абаканском руднике. Но мы можем обратиться к его супруге. Она не откажет в услуге ознакомить с экспонатами.

Тут в разговор вмешался Райчин.

— Не скромничай, Кон. Лучше тебя никто не знает музея. Так что, господа, позвольте откланяться и пожелать вам полезнейшего времяпрепровождения.

Райчин свернул за угол возле мукомольною заведения Пашенных, а Ульянов и Кон, перейдя на Большую улицу, остановились на перекрестке.

— А вы в Минусинск, наверно, за покупками на зиму? — спросил Кон.

— В какой-то степени. Никак не могу привыкнуть к здешним магазинам. Лавок много, а выбор самый жалкий.

— Да, в городе около сорока лавок и магазинов. К тому же и товар приходит периодически. А вы как раз попали в такое время, когда старые товары вышли, а новые еще не поступили.

— Ну да ничего. Куплю самое необходимое. Лампу, валенки, рукавицы, шапку… Но главное, конечно, не в этом. Товарищ мой Василий Васильевич Старков попал в неприятпую историю. Узнал, что заболел Семен Григорьевич Райчин, приехал навестить, а разрешением на приезд не запасся. Так полиция его арестовала, доставила к исправнику, а тот проявил излишнюю ретивость и дело передал мировому судье…

Феликс махпул рукой:

— Это нетрудно будет уладить. Я Ширяева хорошо знаю. Идемте к нему. Михаил Федорович все тут же и решит.

— А он уже и решил, — усмехнулся Ульянов. — Приговорил его к месячной отсидке в тюрьме. Представляете?!

Феликс молчал, пораженный новостью. От Ширяева он такой прыти не ожидал. Коллежский секретарь Михаил Ширяев был крестьянским начальником третьего участка. Юрист по образованию, он ушел в мировые судьи, чтобы, как говорил он в доверительной беседе, бороться с беззаконием. Ульянов, слушавший Феликса, сказал:

— Вот этот-то борец с беззаконием и нарушил закон. Согласно правилам о гласном надзоре, за первое нарушение полагается штраф или внушение.

— Что же теперь делать? — в смятении спросил Феликс. — Минусинская тюрьма — это плохо. Издевательства и надругательства над человеком.

— Вот я и думаю помочь товарищам составить апелляционную жалобу…

Ноябрьским днем Феликс сидел в читальном зале музея и быстрым нервным почерком писал статью в газету «Сибирь», издававшуюся в Петербурге, о порядках и правах, укоренившихся в минусинской тюрьме. Смотритель тюрьмы Путинцев, которому покровительствовал товарищ прокурора господин Иевреинов, относился к заключенным бесчеловечно. По поводу и без повода их целыми месяцами не выпускали из камер даже на прогулки. Больных запирали в карцер. Статья, конечно, будет напечатана без подписи автора: журналисты хорошо понимают, что, если губернаторские власти дознаются, автору не миновать обратного пути на север Якутии.

Дописав и уложив белый лист в конверт, Феликс ещо долго бездумно глядел на заснеженные деревья в палисаднике. Какая благодатная погода установилась на дворе! Снегу выпало много, но морозов пока не было. Небо затянуто белесыми облаками. Тихие улицы, дома под толстыми белыми козырьками, деревья в белых полушубках — все тянуло на воздух, на свободу, располагало к доверительным беседам, к улыбкам…

В дверях читального зала появился библиотекарь Ермил Фомич Гущин. Молодой, безусый, коротко остриженный, одетый в светлую косоворотку и клетчатый пиджак.

— Вот, господин Ульянов, вам и Феликс Яковлевич, — сказал Гущин и посторонился. Из-за его спины выступил недавний знакомый Феликса.

— Здравствуйте, Владимир Ильич! — поднялся Кон я подал руку. — Вы ко мне?

— Да, да, Феликс Яковлевич. Именно к вам.

— Но как вы догадались, что я здесь?

— А разве это трудно? — улыбаясь, спросил в свою очередь Ульянов. — Пришел к вам на квартиру… Хозяйка сказала, что вы в городе. А раз в городе, то, значит, здесь. Где же еще вам быть?!

— Присаживайтесь, Владимир Ильич, рассказывайте, что вас привело к одинокому и одичавшему Сириусу.

— Сириус? — удивился Ульянов, присаживаясь к столику. В читальном зале они были только вдвоем и потому могли говорить в полный голос. — Что это означает?