Матвей Ройзман - Всё, что помню о Есенине

С. Есенин. Собр. соч., т. 1, стр. 179.

Или:

Там же, стр. 203.

Нет, подпольная работа раскрыла Сергею глаза на многое, еще больше вооружила против царского режима и, разумеется, несмотря на его опасение стать пушечным мясом, удержала от оды Николаю Второму…

Конечно, помогла его противоборству с полковником Ломаном и классическая литература и устное народное творчество с их антимонархическим духом, и настроение интеллигенции в 1916 году, знающей, что творится при дворе Романовых. Это верно подмечено Юшиным. Но нельзя скидывать со счетов и душевное состояние самого Есенина, столкнувшегося вплотную не только с царедворцами, но и с русской императрицей и царевнами или с высшим светом, например, с салоном графини Клейнмихель. Чего стоит разыгравшийся там эпизод: дворецкий после выступления Сергея вынес ему в переднюю на подносе от их сиятельства двадцать пять рублей за труды. Есенин был оскорблен и велел дворецкому взять эти деньги себе на чай. А у самого, наверно, не было и рубля в кармане…

Юшин документально доказывает, что полковник Д. Н. Ломан решил, чтобы Сергей воспевал царя вместе с Н. Клюевым, и обещал издать их совместную книгу стихов. [101] П. Ф. Юшин. Сергей Есенин, 1969, стр. 186–197 Почему именно с Клюевым, а не с С. М. Городецким, которого Ломан так же давно знал, как и Клюева? Ведь в 1915 году Городецкий напечатал в «Лукоморье» стихотворение «Сретение царя». Сергею Митрофановичу в руки и палочка дирижера. В том то и дело, что дружно раскритикованный за «Сретенье», совершивший поездку на фронт корреспондентом, разглядевший гибель русских голодных, необутых солдат и загнивание монаршего престола Городецкий был уже не тот. А Клюев как был реакционером, в идеологии и поэзии, таким и остался. Юшин берет Клюева под защиту. Я не собирался писать о разговоре Есенина с Михаилом Герасимовым, это выходило за рамки моих воспоминаний, но теперь вынужден об этом рассказать.

Было это в те дни конца 1923 года, когда Сергей собирался организовать группу крестьянских поэтов, встать во главе ее, и для подкрепления своей кандидатуры привез из Ленинграда Клюева. В описываемое утро я пришел в «Стойло», позавтракал и сел в уголке писать срочную бумагу в Наркомпрос. В кафе вошел Есенин с Михаилом Герасимовым, членом «Ассоциации вольнодумцев». Михаил был очень высокого роста, атлетического сложения, с красивым лицом и умными глазами. Он был основателем литературной группы «Кузница», и по его предложению эти литераторы на углу Тверской и Леонтьевского переулка, в бывшем помещении кондитерской Абрикосова открыли литературное кафе. По просьбе Сергея я рассказывал Герасимову, как работает наше «Стойло Пегаса», какие документы нужны для открытия кафе, и как мы, имажинисты, делим отчисления Птички. Михаил был настоящим другом Есенина, участвовал вместе с ним в написании сценария «Зовущие зори», [102] С. Есенин. Собр. соч., т. 4, стр. 271 а также «Кантаты». Кстати, Сергей принимал горячее участие в написании сценария, переписывал его, внося стилистические поправки, ремарки о месте действия, о жестах персонажей и т. д.

«Сцены в Кремле», пишет соавтор сценария, поэтесса Надежда Павлович, «арест и бегство Рыбинцева, должны быть отнесены главным образом к Есенину. Тут и поэтическая живописность, и дорогой Есенину Кремль, и, наконец, вся эта часть сценария идет под знаком есенинского «Преображения». [103] Надежда Павлович. Как создавался сценарий «Зовущие зори», — «Литературная Рязань», кн. 2, стр. 302–303

Участие Сергея в «Зовущих зорях», первом сценарии, отражавшем Октябрьскую революцию, так же, как и в «Кантате», написанной в память бойцов, павших в борьбе за Советскую власть, лишний раз подчеркивает, что работа Есенина в подпольном кружке сытинцев помогла ему взяться за тему этих двух по существу партийных вещей. Это же потянуло его к Ленину, и он ПЕРВЫЙ из поэтов создал неповторимый образ великого вождя…

Я поздоровался с Сергеем и Герасимовым, они сели за столик. Есенин заказал себе и Михаилу завтрак и сказал;

— Ну, Миша, выкладывай все, как есть!

Поняв, что разговор будет по душам, я взял мою бумагу, чернильницу, ручку и хотел пойти вниз, но Есенин остановил меня.