— А мои загибы тоже записываешь?
— Я их и так помню!
Желая его развеселить, я вспомнил, как он, выступая на Олимпиаде в Политехническом музее, читал «Исповедь хулигана» и дошел до озорных строк. Шум, крик, свист. Кто-то запустил в Есенина мороженым яблоком. Он поймал его, откусил кусок, стал есть. Слушатели стали затихать, а он ел и приговаривал: «Рязань! Моя Рязань!» Дикий хохот! Аплодисменты!
Смеясь, Сергей напомнил мне: когда в консерватории по той же причине не дали ему читать «Сорокоуст», Шершеневич, как всегда, закричал во все горло, покрывая шум: «Меня не перекричите! Есенин все дочитает до конца!» Крики стали утихать, и кто-то громко сказал:
— Конечно, не перекричишь! Вы же — лошадь, как лошадь!..
Наверно, с полчаса мы вспоминали курьезные случаи прошлого, потом из часов выскочила кукушка и прокуковала время. Сергей сказал, что ему нужно идти. Я проводил его до дверей и увидел, как капельки пота выступили на его лбу.
Потом писали, что в санатории Есенин поправился и чувствовал себя хорошо. Не верю! Нужно быть нечутким, чтобы не видеть того трагического надлома, который сквозил в каждом жесте Сергея. Нет, санаторий не принес ему большой пользы! И это подтвердилось через несколько дней.
Ко мне пришел домой врач А. Я. Аронсон. Он был взволнован, озабочен, но говорил, осторожно подбирая слова. За эти дни он обошел все места, где, по мнению родственников, друзей и знакомых Есенина, мог он находиться. Меня доктор не мог застать ни дома, ни в клубе Союза поэтов, ни в «Мышиной норе». Есенин ушел из санатория клиники самовольно, а это может привести к большой беде. Я спросил, чем, собственно, болен Сергей. Доктор объяснил: что профессор Ганнушкин поставил точный, проверенный на больном диагноз: Есенин страдает ярко выраженной меланхолией.
Впоследствии я узнал, что в переводе с греческого это слово значит — «черная желчь», которой древнегреческие врачи объясняли возникновение этой болезни. Меланхолия — психическое расстройство, которому сопутствует постоянное тоскливое настроение. Поэтому любые размышления больного протекают как бы окрашенными в черный цвет. Очень часто появляются бредовые идеи, особенно касающиеся самообвинения в поступках, о которых другой человек и не вспоминает. Но самое опасное это то, что меланхоликов типа Есенина мучает навязчивая мысль о самоубийстве. Естественно, все это усиливается во время одиночества.
Однако я хочу предостеречь читателя от тех мемуаристов, которые пишут, что Есенин неоднократно покушался на самоубийство. Если бы так было, про это, безусловно, знали бы сестры Есенина Катя и Шура, Галя Бениславская, Вася Наседкин. Это стало бы известно мне и другим. Нет! Покушение на самоубийство в «Англетере», подстегнутое одиночеством, было единственным и трагическим. Предостерегаю читателя и от тех мемуаристов, которые приписывают решение Сергея покончить с собой тому, что он попал в пятый номер «Англетера», где несколько лет назад жил вместе с Дункан. Вот, дескать, пробудившаяся тоска по Изадоре и дала толчок к его погибельному шагу. Но, во-первых, известно, что Дункан и Есенина очень быстро перевели в другой номер, потому что пятый оказался очень холодным. [111] И. Шнейдер. Встречи с Есениным. М., «Советская Россия», 1965, стр. 45
А, во-вторых, после приезда из-за границы у Есенина от чувства к Изадоре ничего не осталось. Иначе мы прочитали бы о ней в его стихах. А ведь уже были циклы стихов, навеянные А. Л. Миклашевской, «Персидские мотивы» — Шаганэ Тальян, поэма «Анна Снегина» — Лидией Кашиной.
Нелишне привести и разговор Есенина с Галей Бениславской осенью 1923 года, о чем она пишет в своих «Воспоминаниях»:
«Говорил (Есенин. — М. Р.) также о своем отношении к ней (Дункан. — М.Р.) :
— Была страсть и большая страсть. Целый год это продолжалось. А потом все прошло и ничего не осталось, ничего нет. Когда страсть была, ничего не видел, а теперь! Боже мой, какой же я был слепой?! Где были мои глаза? Это, верно, всегда так слепнут…»
— Извините, — сказал я Аронсону, — для чего вы ищете Сергея Александровича?
— Я хочу его уговорить вернуться в санаторий и пройти весь курс лечения, который предписан профессором. Об этом же прошу всех, кто с ним может увидеться.
Я сказал, где в последний раз встретился с Есениным, как протекала беседа и как он вел себя.
— Вот видите! — воскликнул врач. — Сергею Александровичу противопоказано одиночество. Он нуждается в общении, поддержке. Если он останется на некоторое время один, это может привести к прискорбному шагу.
Читать дальше