Рюрик Ивнев - Воспоминания

Но правда и то, что свидетельств современников никогда не бывает слишком много, — у историка литературы всегда остаются вопросы, на которые вновь обнаруженные мемуары могут помочь дать ответ, всегда есть люди и события, о которых хочется знать больше. А Рюрик Ивнев стоял у истоков футуристического и имажинистского движений, долгое время находился в самой гуще литературных событий. И в этом смысле четыре литературных «силуэта» Рюрика Ивнева, помещенных выше, представляют несомненный интерес для специалистов, и тем более дл тех, кто только знакомится с историей русского поэтического авангарда.

Историка литературы в публикуемых воспоминаниях привлекут, главным образом, детали в биографиях людей, о которых идет речь. А пояснения, в которых они нуждаются, сводятся, пожалуй, лишь к сведениям о времени и обстоятельствах написания, месте хранения и текстологических особенностях источника. Но есть и «неискушенные» читатели, те, кому трудно отделить факты от легенд о Маяковском, Мариенгофе, Шершеневиче и Крученых. Им, напротив, интереснее и важнее составить из отдельных эпизодов понятное и непротиворечивое целое. А также определить, в какой мере можно доверять рассказанному. Таким читателям будет, вероятно, небесполезно познакомиться со сторонним суждением о публикуемых литературных портретах.

Чтобы объективно судить о свидетельствах современников, мало владеть предметом, надо еще и верно представлять себе личность мемуариста, а значит, и тот «магический кристалл», через который он смотрит на прошедшее. Ибо каждый мемуарист субъективен, но субъективен по-своему.

Рюрик Ивнев бросает свой взгляд в прошлое с большой хронологической дистанции, когда внутреннему взору бывает уже не по силам восстановить подробности хранящихся в памяти событий. Подлинность поздних воспоминаний всегда в какой-то мере условна. Появляющиеся вслед за событием работы историков, свидетельства современников, собственные впечатления о былом, наслаиваясь друг на друга, в конце концов «сплавливаются» в памяти в неразделимое целое. Все это, разумеется, наложило печать на заметки «последнего имажиниста». Тем важнее сразу подчеркнуть: перед нами не пересказ чужого, а свое восприятие минувшего.

Оценки и характеристики Рюрика Ивнева, как бы к ним ни относиться, в целом не противоречат всему тому, что мы знаем о жизни и творчестве четырех поэтов. Вот он пишет: «Маяковский мне запомнился очень ярко, его колоритная фигура на общем рафинированном фоне выделялась<���…>». И чуть дальше: «<���…> Маяковский сразу обращал на себя внимание». После установления «культа личности» Маяковского подобное отношение к нему превратилось в обязательное и, закочевав из одного воспоминания в другое, в конце концов стало в громадной маяковиане общим местом. И естественно, встречаясь с одним и тем же в сотый раз, невольно начинаешь думать: а искренен ли современник? а не стоит ли за всем этим желание привести свои впечатления «в соответствие» с позднейшей официальной легендой? И каким было на самом деле отношение людей к поэту в период, когда он делал свои самые первые шаги в литературе?

Надо полагать, что у Рюрика Ивнева восприятие Маяковского не было одномерно положительным — слишком разнились характеры и творческие устремления того и другого. Но «осложняющие» элементы восприятия, придающие всякому общему месту своеобразие и неповторимость, к сожалению, остались за рамками рассказа о Маяковском периода «желтой кофты».

Относительно же реакции на самые первые выступления 20-летнего будетлянина, то она у людей, разнящихся возрастом, жизненным опытом и т. п., но не лишенных чутья, не скованных предрассудками и не обремененных предубеждениями, большей частью была именно такой.

«Я на днях познакомился с Владимиром Владимировичем Маяковским, — сообщает И.Северянин в конце 1913 г. крымскому поэту-эгофутуристу и меценату Вадиму Баяну, — и он — гений. Если он выступит на наших вечерах, это будет нечто грандиозное» (Цит. по: В.Катанян. Маяковский: Хроника жизни и деятельности. М., 1985. С. 81). 13 февраля 1914 года репортер газеты «Минский голос» информирует читателей о выступлении футуристов в Минске в зале Купеческого собрания: «Первым говорил Маяковский, и, слушая его, нельзя отказать ему в талантливости оратора и логической последовательности развития мысли» (Там же. С.85). По существу про это пишет своей жене и известный социал-демократ Вацлав Воровский: «Вчера сделал непростительную глупость: пошел слушать женскую лекцию о женском вопросе <���…>. Зря пропал вечер и 90 коп. кровных трудовых денег. Единственным развлечением в этой белиберде было появление футуриста Маяковского, который <���…> возражал ко всеобщему удивлению толково и разумно <���…>» (Там же. С.87).