Array Array - Без знаков препинания Дневник 1974-1994

Га-Ноцри называет и Иуду добрым человеком, однако делает оговорку: добрым и любознательным. (Любознательность соглядатая, — поясняет Лакшин, — что особенно применимо к русскому.) В своей правоте Иешуа Га-Ноцри не сомневается. Однако ему еще предстоит испытать муки на кресте у подножия Лысой горы. И у человечества еще целых два тысячелетия, чтобы совершенствоваться в своих знаниях о добре...

Внезапно Лакшин задает вопрос сродни тому, что звучал и в «Параде планет»:

— Олег, а какой вы? Я ведь плохо вас знаю... Что проповедуете: смирение или борьбу?

— Терпение и волю, — твердо отвечаю я и начинаю рассказывать... свою жизнь.

Лакшин слушал сосредоточенно, но в какой-то момент переключился на что-то свое:

— А вот второй вопрос, заданный Пилатом Иешуа: «Настанет ли царство истины?» Вы в это верите, Олег?

— Вообще-то, я пессимист, Владимир Яковлевич... но, пожалуй, на это отвечу, что верю...

— А я как раз наоборот — оптимист... и не верю? Лакшин рассмеялся, и мы пропустили еще по одной.

Была читка Шатрова [ 88 ] Речь идет о пьесе М.Ф. Шатрова «Дальше, дальше, дальше...». . Если не запретят, сыграю Сталина. Вот это судьба, с какими зигзагами! Кому ни рассказываю о пьесе, все говорят: неужели это возможно? Тем временем назревает конфликт Ефремова с Мягковым из-за роли Ленина. Мягков отказывается: пьеса претит его художественным и политическим принципам. А мне даже из СТД звонят — как все быстро распространяется! Но ощущение какое-то неопределенное... опасно их всех трогать.

В новом здании состоялось собрание труппы. Ефремов говорил об этике Станиславского. О внутреннем распорядке. Как себя вести. Еще говорил, что нельзя выходить на сцену в состоянии алкогольного опьянения. Ему, видать, донесли, что случаи участились... Но как можно кого-то убедить, когда у самого рыльце в пушку. Рыба гниет с... А в общем, эта тема меня не касается. Ни одного опоздания... от ролей в театре не отказывался... Только вот с ролью Коли-Володи что-то надо делать [ 89 ] Роль Коли-Володи в «Перламутровой Зинаиде» сыграл В.М. Невинный. .

Сейчас на репетициях четыре или пять историков, все доктора наук, рассказывают историю с 17-го года и дальше. Повышенный интерес к фигуре Сталина. Мне посоветовали прочесть книгу М. Джиласа «Разговоры со Сталиным». Процитировали любопытный сталинский текст: «Война скоро кончится (дело было в конце 44-го года), лет 15-20 нужно на то, чтобы и им оправиться, и нам... а потом снова — война! Неизбежно!» Кто-то, кажется Молотов, выразил сомнение: «15?.. Что-то маловато. Во всяком случае, для них... В Германии ведь скоро революция начнется...» На это последовал резкий выпад «вождя народов»: «Плохо немцев знаешь... Там революцию совершить невозможно, так как пришлось бы газоны мять». Вообще его фигура хорошо укладывается в мою систему мозаики. Он обладал колоссальной способностью надевать личины. Всегда разный. Такой, какого сам для себя выбирает. Личина № 1: добрый, нежный... любящий угощать... Историки рассказали, с каким вкусом накрывались столы. На них — подогретые, покрытые крышками серебряные блюда... В его бокале смешивалось красное вино с водкой, но пьяным его никто не видел. Ужин, во время которого перекраивались карта и судьбы земли, тянулся обычно до пяти-шести утра. Под анекдоты и серьезные философские темы. Мне понравился такой монолог: «Вы, конечно, читали Достоевского? Великий славянский писатель, что и говорить... Какая, оказывается, сложная вещь — человеческая душа! Вот и моя душа сложная, противоречивая, товарищ Молотов... Или того солдата, который пройдет с боями от Сталинграда до Белграда и увидит гибель товарищей... тысяч товарищей... Что этот жалкий Достоевский... в сравнении со страданиями только одного этого солдата?..» Вместе с ним до утра сидели и другие товарищи из Политбюро, а выходили на работу только к обеду, отоспавшись. Удивительно же то, что страна в этот момент в диком, неискоренимом страхе работала!

А рядом с этой личиной — другая: зверя. Как мне кажется, вот ее суть: «Не должно оставаться свидетелей двух вождей революции — ни прямых, ни косвенных. У революции только один вождь — Я!..» Тут, конечно, глубокое изучение нужно, это только наметки...

Пишу без чисел, сумбурно. Перепуталось все основательно. Надо будет восстановить по истории болезни.