Array Array - Без знаков препинания Дневник 1974-1994

Посмотрите на Николсона, Депардье, как они играют комедию, и будет понятно, что такое оригинал. Они играют пошлость точно также, как и не-пошлость. Если характерность — то только намек; если голый зад — то как в сказке про голого короля — в королевской мантии. Когда-то

Шаляпин показывал на побережье монолог Бориса Годунова своему другу Рахманинову. Он был абсолютно голый. Рахманинов требовал, чтобы Шаляпин накинул на себя хотя бы простыню. «В простыне каждый сыграет Годунова! — последовал ответ. — Попробуйте так, без ничего... сохранить величественность и стать!»

В «Холодных закусках» играют Депардье и Блие — на серьезе, доходящем до абсурда... как надо бы было играть в «Ревизоре».

Когда-то я попробовал почти так же — в БДТ, на своем единственном прогоне. Решил для себя — в сцене вранья не должно быть никакого вранья! Никакой «легкости в мыслях»! Разве вам никогда не казалось, что «Женитьбу Фигаро» написали вы? Не казалось? Странно, мне казалось. И что не только «Женитьбу Фигаро», но и «Норму», и «Роберта-Дьявола»! «Значит, вы ненормальны!» — скажут мне. «Нет, ненормальны вы! — отвечу я. — Согласитесь, что здоровы и нормальны только заурядные, стадные люди. Тем более у Гоголя: у него все либо «недочеловеки», либо «сверхчеловеки», «наполеоны», фантомы... Нормальны у него предметы: шинель, с которой живет Акакий Акакиевич; шкатулка, которая Чичикову как жена...» Тот прогон я играл почти без репетиций. Все партнеры вытаращили глаза, никто ничего понять не мог. Миша Данилов сказал мне тихо: «Ты, Олег, как на китайском языке... или мы, как на китайском...» Товстоногов начал пробовать световые и музыкальные «отбивки» — они должны были что-то усилить у Хлестакова — Басилашвили и у Хлестакова — Борисова. (У Товстоногова часто эти «отбивки».) Нет, у Хлестакова — Борисова они больше ничего не усилят.

Конечно, все определяет режиссер — и уровень правды, и стиль, и, к сожалению, жанр. Я не люблю это слово. В нем есть что-то от эстрады. Самая большая наша «звезда» в мини-юбке — это жанр... Пиаф выше любого жанра и даже эпохи, потому что ни в одной ее песне не было пошлости. Жанр — это узкие рамки, заданность и в результате — упрощение. Упрощение есть даже в греческой трагедии, если она так и останется — на котурнах. И как хорошо, что Гоголь — непрост, комедии Шекспира — многосложны, рассказы Зощенко почти что несмешные — не знаешь, с какого конца к ним подступиться.

Какой жанр в фильме «Кабаре»? Минелли поет в конце: «Жизнь — это кабаре!» Значит, жанр всего талантливого — жизнь. Вся жизнь!

У нее, у Минелли, планка стоит на таком уровне. Она и отвечает за этот уровень: это ее вкус, ее каждодневная форма, ее гонорар (мы сейчас не оцениваем, сколь высок этот уровень). У Жени Евстигнеева на таком уровне. Его режиссера из милицейской самодеятельности можно смотреть множество раз, всегда будет смешно. Потому что, когда он говорит про Ермолову у токарного станка, то до слез в это верит. Как и вся страна — верила в это... На каком-то уровне стоит и моя планка. Прыгну выше — хорошо, ниже не имею права.

Один студент (а их набилась целая комната) признался, что ничего не понял из моего рассказа. Он на курсе репетирует характерную роль, и ему нужны «отмычки», как он выразился. Его педагог уже определил жанр и ни о каком сверхсерьезе, ни о какой конкретике речи не идет. «Очень жаль, — ответил я ему. — Ведь готовые «отмычки» — это штампы. Я вам только попробую объяснить, чего вы не должны делать, а уж дальше выкручивайтесь сами. Прежде всего, не мельтешите, уходите от любой стилизации. Когда роль не сделана, все начинают в поте лица передвигаться по сцене, «танцевать». Темперамент не в этом, исключите это на корню. Не жеманничайте и меньше фатовства. Когда садитесь в кресло, не закладывайте ногу на ногу а 1а Хлестаков. Не посылайте никому воздушных поцелуев, не прижимайте руку к сердцу и не падайте на колено, как будто клянетесь. Не интонируйте, не пойте текст, в стихах ломайте ритм. Не жестикулируйте излишне, например, не бейте себя в грудь, не заламывайте руки, не разводите руками. Не говорите от себя никакого лишнего текста, междометий: ах!, мм! — когда говорит другой. Не апеллируйте в зал, не заигрывайте и не делайте пауз, выжимая аплодисменты...» Я вдруг вспомнил, что Гамлет уже когда-то делал эти наставления актерам, и остановился.

Студент робко спросил: «А что же остается?» — «Ваша задача, чтобы не осталось ничего! Когда вы доведете себя до абсолютного нуля — словно вы на диете: это нельзя, это нельзя, вообще ничего нельзя! — когда нащупаете у себя одну извилину, и ту прямую, тогда вместе с режиссером начнете потихонечку прибавлять. Каждый жест, который вы придумаете, каждый дерг жеста должен быть точным, должен быть вашим собственным. И, если можно, — без пошлости!!! Это очень важный кирпичик».