Array Array - Без знаков препинания Дневник 1974-1994

Что за поступок совершает Михаил Аверьянович? По-дружески укладывает друга в больницу, убеждая и его, и себя, что так будет лучше. Отсюда и характер монолога — аргументированный, трезвый, доказательный. Он искренне верит, что все, что им говорится, — именно так и будет. Если сыграть так — тогда получится и объемно, и страшно. Если изобразить, обличить краснобая и бабника — тогда хана!

Впрочем, зачем я пишу о Михаиле Аверьяновиче? Юра хочет, чтобы я играл Рагина. Это понятно. Но я бы мог — и неплохо — почтмейстера! Плешивый барин. С дружбой влезет в печенку. Продаст за копейку и не заметит. Но, в общем, неплохой человек..

Я забыл еще один штрих. Последний в моей мозаике.

6. На похоронах Рагина М А забирает у Дарьюшки скрипку, которую одалживал своему покойному другу.

Теперь картина полная. Шесть основных поступков. А что делать в паузах, других сценах? Исчезать, уходить в тень. Давать от себя передышку. «Выстреливать» только в нужный момент. Аритмия, непредсказуемость — вот во имя чего. Конечно, и непредсказуемость нужно выстроить — чтобы избежать недоразумений.

Когда-то на Малой сцене БДТ один известный артист репетировал пушкинскую «Русалку». Репетировал как режиссер. Русалки прыгали, что-то мелодекламировали, а потом на время затихали, будто бы их здесь нет. «Что вы сейчас делаете?» — раздраженно спрашивал их Товстоногов. Русалки терялись, не знали, что ответить. Наконец одна нашлась: «Режиссер просил здесь кайф ловить, Георгий Александрович...» Такое маленькое недоразумение.

Что ж, это уже пятый кирпичик... А сколько их будет еще, одному Богу известно.

Шестой кирпичик: воздействие идеей

Что же вместо сквозного действия? Разве не правильно, что оно «соединяет воедино, пронизывает, точно нить разрозненные бусы, все элементы и направляет к общей сверхзадаче?» Правильно. Но сегодня конец XX века. С того времени, как они посидели в «Славянском базаре» [ 127 ] Имеется в виду встреча КС. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко в ресторане «Славянский базар», решившая судьбу возникновения МХТ. , прошла вечность — был и «режиссерский», был и «бедный», был и «эпический» театр. На любой вкус. А главное, появилось кино, и «система» КС. — казалось бы, безусловная — стала... не забываться... стала видоизменяться. Обогащаться вместе со временем.

Брехт писал о «вялости «системы» КС, но находил тем не менее в ней много прогрессивного. Из шести положений, которые он выделил для себя, наиболее важны два: «интимное знание людей, личное» и «то, что можно показать противоречивую психику». Эти два «отростка» принципиальны для кинематографа — для крупного плана. Со «сквозным действием» все сложнее.

В одном фильме я четко, как мне кажется, выстраивал роль. Дотошно. Но после монтажа финал стал началом. Получилось, что я в начале сыграл кульминацию. Я не иронизирую ни над кем из режиссеров (кино — это монтаж!), но нужно быть готовым, что и у большого мастера вдруг родится такая «склейка», которая перевернет всю роль.

Где у Пазолини сквозное действие, думал я (я не все видел у него — только четыре фильма). Все построено на инстинктах — как иллюстрации к опытам Павлова.

Недоговоренность, полунамеки. Но воздействует очень просто. Кидает кость и предлагает грызть вместе с ним. Грызет сам, потом бросает мне — по очереди. Я незаметно для себя втягиваюсь в его историю. Конечно, многие втягиваться не захотят и попросят чего-нибудь пережеванного.

А Феллини? В «Ночах Кабирии» — еще торжество сквозного действия. Грандиозный финал сделан точно по «системе». Но дальше... Дальше — сумятица снов, аттракционы, шок... А.В. Эфрос замечательно о нем написал: «Феллини — это какое-то необыкновенное, фантастическое продолжение Чаплина...» У меня довольно странное к нему отношение: я делю все его фильмы на те, где есть Марчелло, и где его нет... (Это, конечно, мое личное мнение, я никому его не навязываю. Мне Мастроянни интересней в картинах других режиссеров.)

Я долго не понимал, как у Фасбиндера в «Замужестве Марии Браун» сделана сцена возвращения мужа. Пронзительная сцена. Она (Шигулла) ждет своего Германа, но его убивают на фронте. Она уже знает это наверняка, от мужа своей подруги, который с ним воевал. Не хочет в это верить... Проходит время, она влюбляется в негра, ждет от него ребенка и... вдруг возвращается Герман. Сначала она смотрит на него — застывшего в дверях, — как на фотографию. Говорит лежащему голым негру как-то по-детски: «Посмотри, вон Герман пришел». И улыбается. В ее глазах уже заметен «сдвиг». Герман бьет ее по щеке — наотмашь, но дальше... Вместо того чтобы сразу была сцена ревности (это — ожидаемое!), он быстро бежит к столу и закуривает. Оцепенение. Руки трясутся. Все долго наблюдают, как он делает одну затяжку за другой... В этой сцене побеждает не Станиславский, а Фасбиндер — а вместе с ним и Фрейд, и Достоевский. Нить не соединяет бусы!