Александр Западов - Новиков

Выручали доброхотные жертвования. Горнопромышленник Демидов подарил двадцать одну тысячу рублей. Статский советник Авраам Сверчков по духовному завещанию оставил университету три тысячи наличными и на шестнадцать с лишним тысяч векселями, с тем чтобы эти деньги были отданы в рост под проценты, а когда дочка Сверчкова достигнет совершеннолетия, возвращены ей. Вдова действительного статского советника Наумова внесла тысячу рублей, и по этому поводу «Московские ведомости» писали: «Мы живем в такие счастливые времена, в которые не только мужской пол, но и дамы крайнюю склонность показывают к наукам».

Давать деньги в рост под проценты — занятие, предполагающее известное умение. Университетские чиновники навыком ростовщиков не обладали, а потому розданные деньги по ловкости кредиторов к ним не возвращались и заемное богатство таяло.

Университет подчинялся правительствующему Сенату и ни от кого другого повелений не принимал. Важной привилегией было то, что жалованье профессоров, учителей и студентов не подлежало вычетам и выдавалось на руки целиком. За проступки же их мог судить только университетский суд.

Директор университета Алексей Михайлович Аргамаков был человеком образованным и деятельным. Он служил офицером, четыре года провел за границей, обучаясь языкам и наукам, и был подготовлен к новым обязанностям. Кстати сказать, Аргамакову принадлежал проект превращения Мастерской и Оружейной палаты в Кремле, где хранились царские короны, скипетры, оружие, драгоценная посуда, в музей, доступный для обозрения желающих к их удовольствию.

Над директором университета имели команду кураторы: управление строилось, «как в других государствах обычай есть». Кураторов было два — Иван Шувалов и Лаврентий Блюментрост, старый врач, первый президент Академии наук. Жили кураторы в Петербурге, вели управление по почте, а непосредственное руководство учебной и хозяйственной жизнью университета осуществлял директор, правда обязанный просить одобрения кураторов на каждый свой шаг.

К Алексею Михайловичу Аргамакову и пришли Новиковы на следующий день после приезда в Москву.

В директорской приемной лакеи у дверей держали на руках господские шубы. Просители попроще складывали на полу свои армяки, прислоняли к стене полушубки. Мальчики прижимались к отцам, смущенные строгостью казенного дома, но готовые начать возню, как только смягчится немного обстановка.

Директор неспешно обходил собравшихся, отвечал на вопросы отцов, приподнимал за подбородки мальчишеские головы и смотрел в глаза своим будущим воспитанникам.

— Куда бы вы желали определить вашего сына? — спросил он, подойдя к Новикову.

— В университет.

— А не молод ли он для университета? И знает ли язык латинский?

— Латинского не учил, а по-церковному читает не хуже нашего дьячка, да пожалуй, что и наставника своего превзошел, — ответил Иван Васильевич.

— Ну, это, наверное, не мудрено, — засмеялся Аргамаков. — Те же, кто хочет слушать профессорские лекции, должны сначала обучиться языкам и первым основаниям наук. На то и учреждены при университете две гимназии — одна для дворян, другая для разночинцев.

— В ученые мы не метим, — сказал Иван Васильевич. — Семья наша военная. Отец мой был полковником, я службу происходил на флоте, старший сын мой в армии, и второму, — он кивнул в сторону мальчика, — туда собираться пора.

— Военная служба — дворянский долг, — согласился Аргамаков, — священная, можно сказать, обязанность. И мудрый законодатель о том подумал. В гимназиях наших на выбор четыре школы — российская, латинская, первых оснований наук и знатнейших европейских языков: немецкого и французского. И если вы не желаете сына своего обучать латинскому языку и вышним наукам, а намерены отдать в военную службу, будь же вы из разночинцев — то в купечество или к художествам, — на то есть школы европейских языков и оснований наук. Тем подается вам способ к обучению сына иностранным языкам или одной какой-нибудь науке, от которой ему в будущем состоянии его жития быть может некоторая польза.

— Польза будет немалая, — подтвердил Иван Васильевич. — Я думаю, что лучше всего придется школа европейских языков. Как ты полагаешь, Николай? — обратился он к сыну.

— Пустите меня по ученой части, батюшка, — попросил мальчик.

— Э, нет, голубчик. Ты записан в Измайловский полк, а после университета скоро выйдешь в офицеры, — возразил отец.