Исаак Кобылянский - Прямой наводкой по врагу

Раздумья закончились в январе 1965 года, когда я оказался на собрании ветеранов нашей дивизии,живших в Киеве. Среди двадцати присутствовавших я знал только Тымчика, Бамма, Кочетова и Донца. Почти все остальные знали друг друга с военных лет. Все собравшиеся поддержали предложение Тымчика совместно отпраздновать День Победы и пригласить на эту встречу иногородних однополчан, чьи адреса известны. Избрали оргкомитет во главе с генералом. Я был воодушевлен предстоящим событием и на следующий день отправил письма фронтовым друзьям в Харьков, Москву, Токмак. Одновременно написал в военкоматы и сельсоветы в надежде разыскать Камчатного, Карпушинского, Абидова, Каргабаева. Вскоре получил душевное письмо от Камчатного (об этом и о нашей волнующей встрече в 1967 году вы уже читали), затем откликнулся Карпушинский. По разным причинам они оба, а также Винокуров и Сапожников не могли принять участие в предстоящем празднике.

За время подготовки к встрече я ближе познакомился с киевскими ветеранами дивизии. По возрасту все они значительно превосходили меня,на фронте большинство служило далеко от передовой (в штабе, политотделе, тыловых службах и медсанбате). Я надеялся, что среди приезжих появятся те, кого я называю «активными участниками войны», с кем можно будет по-настоящему вспомнить былое, поговорить о наших боевых товарищах.

На этом же собрании обсуждались детали подготовки к встрече, были утверждены даже меню, калькуляция расходов и размеры взносов. Праздничное застолье супруги Федор и Мария Рожковы предложили провести на их усадьбе в Корчеватом,тихой окраине города. (Рожковы вступили в брак на фронте, когда он был начальником клуба дивизии, а она — хирургической сестрой в медсанбате.)

В канун Дня Победы в моем доме появились дорогие гости Вася Пантелеев и Шура Черный. Оба были тронуты нашим теплым приемом. До полуночи мы, не вставая из-за стола, вспоминали былое, а утром поехали на долгожданную встречу ветеранов дивизии.

Там собралось около пятидесяти человек, большинство, естественно, составляли мужчины. Среди женщин было несколько «боевых подруг» из медсанбата, другие сопровождали мужей-ветеранов. Огорчало, что мы не увидели никого из тех, с кем были близки в годы войны. На торжественном собрании с короткой речью выступил Тымчик, затем был избран совет ветеранов дивизии во главе с генералом. Многие ветераны, и я в том числе, прослезились, когда группа школьников младших классов приветствовала нас трогательной коллективной декламацией. Праздник был продолжен на усадьбе Рожковых, где ветераны расположились за специально сколоченным длинным столом.

Наше застолье длилось несколько часов, благо и выпивки, и закуски было вдоволь. Тосты следовали один за другим, каждый из выступавших подчеркивал заслуги своего подразделения, своей службы. Упомянули всех, включая и политработников, и службу тыла, но ни слова не было сказано о главном человеке на полях сражений — о солдате-пехотинце. Я терпеливо выслушивал все тосты, надеясь, что кто-нибудь вспомнит о пехоте, но таких не оказалось. Разгоряченный солидной дозой выпитого, я решительно поднялся и произнес тост в честь нашей доблестной многострадальной пехоты. После застолья собравшиеся долго пели фронтовые и народные песни, а закончили встречу традиционным «посошком».

С особой торжественностью и теплотой было отмечено в Севастополе 9 мая 1969 года — день 25-летия освобождения города. Но не только торжественными мероприятиями памятны мне эти дни. Здесь, в Севастополе, я встретился с близкими боевыми товарищами Винокуровым, Камчатным и появившимся наконец Карпушинским.

Удивительная встреча состоялась в общежитии, где нас поздним вечером разместили на ночлег. По соседству с комнатой, куда направили меня и Карпушинского, помещались супруги Рожковы, прибывшие сюда накануне. Узнав, что рядом находится Мария, хирургическая сестра, оперировавшая его зимой 1943 года, Василий решил, несмотря на поздний час, немедленно повидать ее. Я постучал в дверь, пришлось представиться, после чего Федор, в трусах и майке, отворил дверь. Мы вошли. Мария, накрытая одеялом, лежала в постели и с недоумением смотрела на сопровождавшего меня незнакомца. На вопрос, узнает ли она этого человека, заверила, что видит его впервые. Карпушинский несколько раз, обращаясь к ней на «ты», повторил, что они хорошо знали друг друга, но Мария была непреклонна. Тогда Василий объявил: «Уж теперь ты меня точно вспомнишь!» и, ко всеобщему изумлению, приблизившись к Марии, расстегнул и начал опускать брюки. «Да он с ума сошел, что ли?» — мелькнуло в мозгу, когда мой товарищ, задрав сорочку и майку, приспустил верхнюю часть черных сатиновых трусов и повернулся боком к кровати. Никто еще не успел среагировать, а Мария с громким криком «Вася!» вскочила с постели и, как была в ночной сорочке, бросилась обнимать и целовать Василия: она узнала характерный шрам от раны, которую зашивала 26 лет назад.