Михаил Наумов: Хинельские походы

Я вынул из кармана листовку, подобранную неделю назад в поле. Политуправление фронта обращалось в ней ко всем оставшимся в тылу врага с призывом переходить фронт или присоединяться к партизанам.

— Возьми, прочитай, сержант, еще раз.

— Где же они — партизаны? — сказал Баранников, читая листовку. — Отмахали мы тысячу, а то и больше верст — и ни одного не видели.

— Значит, плохо смотрели, да и шли мы степным краем, а вот недалеко Брянские леса, там они наверняка действуют.

— А если и там не найдем? — спросил, недоверчиво улыбаясь, Николай.

— Не найдем партизан, — найдутся люди, которых мы сделаем партизанами. Согласен, что ли?

Баранников рассмеялся:

— Вот на это согласен! Только, ой, незнакомо для меня это дело! Может быть, неподходящий я для этого!

— Очень даже подходящий. Тебе на роду написано быть партизаном!

О партизанах Брянских лесов я слышал мимоходом от местных жителей на Сумщине, а более подробно — от одного старика, который приютил нас на двое суток, когда мы шли к Курску. Звали этого старика Артемом, а по фамилии — Гусаковым, Он жил на небольшом выселке, как раз на меже между Сумской и Курской областями. Он принял нас как родных, подарил Николаю кожух своей жены, сказав при этом: «Не жалей для добрых людей, стара́я, обойдешься моим, а хлопцам далекая дорога». Мне Артем дал рукавицы, теплые носки, табаку.

Полмесяца назад Артем возвратился из Щигров. Там он под расписку оставил колхозный скот и вернулся домой. Но от Курска он уже шел по территории, захваченной оккупантами. Линию фронта перешел без особых трудностей.

— А прочной линии еще и нет, — уверял Артем, — фашисты пока укрепились по селам, я обходил их полями, шел скоро. Земля сухая: ни снегу, ни грязи. Не хотел оставить Никифоровну одну у врагов.

Артем уверил нас, что перейти фронт на этом участке — дело нехитрое. Он многих направлял туда. С его слов я записал точный маршрут.

Но все оказалось сложнее, чем мы предполагали. Под Москвой и Тулой фашисты наткнулись на непреодолимое сопротивление наших войск. Там перемалывали их солдат так быстро, что командование не успевало подвозить пополнение. Наконец, их армии были наголову разбиты и отброшены мощным контрударом советских войск на сотни километров. Во избежание катастрофы немецкое командование поспешило перейти к позиционной обороне, усилило бдительность в тылах и на фронте, ввело свирепые законы, запрещающие передвижение жителей от одного села к другому. А тут наступила зима, она еще более усложнила нашу задачу, и все это привело к тому, что мы теперь вынуждены были обращаться за помощью к тому же Артему Гусакову.

Расстояние от истоков Сейма до шляха Севск — Глухов, где жил Гусаков, нам удалось пройти легко и быстро.

Уже тут, в каких-нибудь ста километрах от линии фронта, тыл оккупантов был оголенным и слабым. Многие глухие села, гнездившиеся вдоль оврагов и балок, наполненных снегом, были свободны от гарнизонов противника.

Население открыто проклинало грабителей, резало скот, прятало под снегом зерно, муку и пожитки. Ребятишек, одетых в рванье, да голые стены — вот что увидели мы в те дни… А еще так недавно хлебосольно и весело было в богатых курских избах.

К исходу третьих суток мы перешли Глуховский шлях и оказались в деревне Выселки-Святище, у Гусакова.

Он не удивился нашему приходу, спокойно сказал:

— Не прошли, и не дивно. Дают им туляки да сибиряки жару… Слава богу, побили! Ночевал у меня вчера один фриц, с обоза при бомбежке утек, все бросил и конячек покинул. Стоит наша Москва нерушимо, не взять им ее! А сколько их пораненых, мороженых? Весь Глухов и Рыльск забиты ими. Да и то, правду сказать, в соломенных чоботах по нашим местам не сунься.

Артем весело засмеялся.

— Да вы раздевайтесь, хлопцы! Вот Никифоровна вече́рять нам приготовит. Притомились, поди, крепко!

В соседней комнатке у стола сидела молодица. Она держала на руках ребенка. Он еще не совсем твердо стоял на пухлых ножках и все тянулся к лампе. Золотисто-бледный свет падал на красивое лицо женщины, на ее пышные волосы. Занятая ребенком, она ни кого и ничего не замечала.

— Племянница Аня, — негромко проговорил Артем. — Муж в первых боях загинул, а она вот осталась с малюткой, да и не знает покоя, все пристают. Сбежала к нам из села, скрывается.

Артем махнул рукой а грустно добавил:

— У каждого свое горе.

За те десять дней, что прошли со дня нашего знакомства, Артем заметно изменился. Узкое правильное лицо его вытянулось еще больше, впалые щеки заросли темно-рыжей щетиной. Но карие глаза, часто щурившиеся под густыми бровями, по-прежнему смотрели проницательно.