Михаил Наумов - Хинельские походы

Фисюн ведал при отряде хозчастью. Во дворе стояли две накрытые брезентом фуры. Это были большие дощатые ящики, приспособленные для перевозки зерна, обычно называемые в колхозах бестарками. Теперь бестарки, укрепленные на дубовых подсанках, были заполнены сухарями и салом.

— Смотри, Коля, — сказал я Баранникову после обеда, — это вот, наверное, и есть те танки, о которых говорил нам Артем!

Вокруг «танков» мирно стояли кони, пережевывая овес и сено.

— Хо! Михаил Иваныч, — воскликнул Баранников, — меня ездовым к этим «танкам» определили. Это вам не то что волком бродить по степи! Теперь зададим жару непрошенным!

— Поздравляю, Коля! От всей души!.. Теперь нас не уничтожить: мы вместе с народом.

— Да уж народ что надо! Теперь ничто не страшно!

Короткий день потухал, когда весь отряд, разместившийся на семи подводах, оставил поселок имени Крупской, взяв направление на запад — к неведомой мне Хинели.

Сначала ехали малонаезженными дорогами, по-видимому, сбивались с пути. Дул холодный ветер, мела и крутилась поземка. Мы курили самосад, дымя в рукав, Лесненко правил лошадью и рассказывал:

— Да, тяжелое было время… Сначала нас, подпольщиков из Червонного района, насчитывалось человек сорок. Руководил нами Копа Василий Федорович — секретарь подпольного райкома и член обкома партии. Сразу же, как пришли немцы, все мы ушли в леса… Пока еще было тепло, жили в землянках, поддерживали связь между группами через посыльных. Потом стало невмоготу. В районе появились эсэсовцы, начали нас вылавливать. Пришлось разбиться на мелкие группы и жить так: днем — в лесу, ночью — на квартирах. Многие заболели, некоторые попали в засаду. Нашлись и маловеры — подались на восток, чтоб перейти линию фронта, а трое или четверо, так те даже, — Лесненко презрительно отмахнулся и зло сплюнул, — эти штампом немецкого коменданта партбилеты перепачкали!..

До самой Хинели Лесненко посвящал меня в предысторию организации Эсманского отряда, говорил о том насыщенном труднейшими испытаниями времени, когда еще только нащупывались новые действенные формы и методы борьбы, цементировалась живая сила отряда, когда партизанская война находилась в периоде зарождения.

Ветер крепчал. Мы сошли с саней и, чтобы согреться, долго шагали за подводой.

Лесненко неторопливо продолжал рассказывать. Он говорил ровным, спокойным голосом, как человек, который свыкся со всем трудным и необычным, чем богата партизанская жизнь, и, слушая его, я мысленно представлял себе испытания, которые пережили эсманские коммунисты-подпольщики.

От Дегтярева и Фисюна я уже знал, что после двухмесячной подпольной деятельности партийная организация потеряла двух своих руководителей.

Пережив провалы конспиративных квартир, подпольщики вынуждены были уйти из сел, расстаться со знакомыми и родственниками.

В Крупецком лесу, близ села Комаровки, они постепенно соединились в одну группу и там узнали, то в живых осталось лишь десять человек…

Но и из этого десятка вскоре погиб секретарь райкома Копа.

Презирая страх и желая подать пример своему маленькому отряду, он поехал в разведку в сопровождении одного из своих товарищей. В селе Уланово Копа внезапно натолкнулся на отряд немцев. Началась погоня. Сидя в санях, Копа мчался вдоль села. Резвый конь, напуганный выстрелами, не чуял под собою ног…

Свистел ветер, свистели пули… Копа отстреливался до тех пор, пока дорога круто не свернула в сторону. Резким разворотом саней его вышибло в канаву. Умчалась в поле подвода. Секретарь райкома остался один. Малодушный его товарищ, не оглядываясь, нахлестывал мчавшегося вихрем скакуна…

Копа скинул с себя тулуп, расстелил его на снегу, лег и начал в упор расстреливать приближавшихся гитлеровцев. Но силы были неравны. Не хватило у секретаря райкома патронов, и его зверски растерзали гитлеровцы.

Оставшиеся девять подпольщиков решили перейти из Крупецких лесов, что на юге Червонного района, на север, ближе к Хинельским лесам, к селу Барановке. (Руководил подпольщиками уже Федор Филиппович Бондаренко.) Целый день они шли вдоль кривых опушек перелесков, пробираясь к большой дороге. В сумерках благополучно перешли Севско-Глуховский шлях, затем еще долго брели по косогорам, нащупывая засыпанные стежки и межевые дороги.

Ночь сгущалась, начался снегопад. Шли ощупью, теряя терпенье и силы. К полуночи выбрались на Барановский шлях и зашагали бодрее. Осталось спуститься с горы, перейти длинную греблю через незамерзающее болото, а там и Барановка — надежное село.