— Да, Иван Евграфович, все очень верно, — заметил Наумов, — партия принимает меры по расширению партизанской войны на Украине. Значит, мы правильно делали, что не спешили сюда из Хинельских лесов.
— Там теперь хомутовские партизаны из курской земли и отряд Ковалева хозяинуют… Держат то, что им передали «по наследству». Теперь, поди, поумнели — узнали, почем фунт лиха!..
За повседневными хлопотами и не заметили, как подкралась чудесница осень. Бросила цветастую кружевную шаль на плечи брянского разнолесья. Пестрит солнечными бликами на полянах да на пойменных лугах. Всегда приносила осень людям полными пригоршнями свои богатые дары. Так было из века в век. Теперь же люди с голоду пухнут, умирают… Партизаны перебиваются кое-как с травки на толченую кору, а разве это харч? На такой пище долго не протянешь. В брянском крае нет мяса, нет соли, нет хлеба… Жители сел сбежали от родных пепелищ в леса, под защиту партизан. И голодают еще больше нас.
Надо что-то предпринимать. Мы надумали провести уборку хлебов в соседних с лесами деревнях. Мобилизовали жителей Знобь-Трубчевской и Знобь-Новгородской, стоящих табором неподалеку.
Днем ничего делать нельзя: вражеские самолеты кидают бомбы куда попало. Обстреливают опушки из пушек и пулеметов. Только вечером утихает канонада. Тогда-то и выходят из леса партизаны, оцепляют намеченный под уборку участок, занимая оборону. В ход идут серпы, косы. Свободные от охраны партизаны помогают жителям. Но редко такие вылазки обходятся без потерь. Движение на поле, скрип телег и конский топот привлекают внимание гитлеровцев. Они начинают освещать участки ракетами и бить из пушек и минометов. Когда — наугад, а больше — прицельно. На огороды тоже безнаказанно не пойдешь. Тут иная хитрость. Немцы ставят мины на картофельных полях, на табачных грядках и в капусте.
Горек хлеб партизанский, часто не лезет в горло…
Сегодня вот опять беда приключилась. Принесли на рассвете истекающего кровью партизана — Федю-баяниста. Взрывом фашистской мины вырвало ему внутренности.
— За ведро картохи помираю, — только и успел вымолвить парень.
Старшина Жаров и Коршок вынесли Федю на себе и сами чуть не разделили участь товарища.
Шумит угрюмо лес. Бьются под ветром листья. Протягивает деревцо руки-ветки к могильному холмику, еще одному на этой поляне. Прощай, Федя!
Суровые, печальные, возвращаемся каждый к своему повседневному делу. Живой должен думать о живущем!.. Я искоса поглядываю на друзей. Осунулись, похудели — кожа да кости. А в глазах — неуемная ненависть.
У разведчиков дел по горло: то поиск, то огневой бой, то вылазка в расположение «осадной» армии. И так изо дня в день, из ночи в ночь…
Сегодня я, по обыкновению, вернулся из поездки поздно. И сразу же прибежал связной от Наумова.
— Надо ехать, Анатолий, во второй Ворошиловский отряд.
— К Гудзенко? Далековато!..
— Знаю, устал ты, но… — Наумов развел руками. — Ничего, брат, не попишешь: такая доля у разведчика… Мы закурили.
— У тебя хоть дело-то живое. А меня впрягли в возок с бумажками. Вот и тяну… — Наумов подвинул мне карту: — Смотри.
Я наклонился над картой брянского края. Прикидываю измерителем. Приличный путь. Километров около десяти лесом, затем вдоль линии железной дороги на восток от разъезда Скрипкино, потом… Одним словом, маршрут трудный и запутанный. На пути — несколько сел, занятых гитлеровцами. Днем бы проще, а вот ночью… Да еще в ненастную погоду.
Наумов понимает, насколько опасен путь.
— Будь внимателен. — Крепко пожимает мне руку. — Действуй!
От Наумова направляюсь к разведчикам.
— Коршок, готовься в поездку!
— Может, я поеду? — вызвался Роман Астахов.
— Нет. Ты нужен для иного дела. Слушай…
Пока объяснял Астахову задание — надо взять контрольного «языка», — Коршок успел подседлать свою лошадь и доложил: готов хоть на край света!
— Мы поедем ближе, Коля. Но путь будет нелегкий. Харчишками запасся?
— А как же? Старшина Жаров дал по две картошки и травяную лепеху.
Дождь уныло стучит по немецкому прорезиненному плащу, стекает крупными каплями по лицу, забирается в рукава, лезет в сапоги. Дорога бесконечна, как мысли. До разъезда добрались глубокой ночью. В одной хатенке заметили свет. Мутное пятно его еле различалось сквозь густую сетку дождя. Решили зайти, перекурить.
В маленькой избенке располагалось начальство отряда имени Котовского. Мы называем этот отряд по месту его создания — Харьковским.
Читать дальше