Андрей Меркулов - В путь за косым дождём

К нему подходит Гарнаев. Его провожают к этой странной машине друзья и знакомые. Видно, что его самого беспокоит общая мысль: как эта штука будет летать?

Гарнаев спрашивает у одного из представителей науки, разрабатывавших этот странный аппарат:

— Как же все-таки он будет летать?

Тот отвечает с упрямством ученого:

— Очень просто. Сила тяги против веса. Ничего нового он не сказал.

Гарнаев поднимается в стеклянную кабину, примостившуюся сбоку аппарата, как у башенного крана. Если увидеть его лицо, можно понять, что он переживает минуты страшного напряжения. Рука ложится на сектор газа. Еще секунда — и струи взрывов ударят в землю. Он включает газ. Пламя вырывается из аппарата. Несколько тысяч лошадиных сил рванули вверх неуклюжее сооружение, на всякий случай, для первой попытки, привязанное к земле на тросах. Турболет оторвался от взлетной площадки — и сразу его, накренив, повело в сторону... В ту же секунду летчик овладел им снова. «Струйные рули» могут действовать. Аппарат по воле летчика идет влево, вправо... Все в порядке. Можно сажать машину.

Из кабины друзья выносят его на руках. Когда стихло восхищение, взволнованный представитель науки спрашивает у летчика:

— Как же вы все-таки взлетели?

— Очень просто. Сила тяги против веса, — отвечает Гарнаев.

Оба смеются. Теперь им можно смеяться.

Через несколько месяцев Гарнаев уже показывает взлет этой машины на авиационном параде в Тушине...

Профессия испытателя — это дело героя и борца. Это серьезная работа, построенная на продуманном риске и ведущая н открытию новых миров, неизведанной высоты и скорости. В науке испытатель занимает место знаменосца при атаке, идущего впереди всех навстречу опасности. Он не подвержен гипнозу страха, потому что знает, во имя чего борется. Он верит в свою победу.

Они называют себя акушерами новой техники: они помогают ей родиться. Они обеспечивают безопасность тем, кто будет потом летать на серийных машинах. Но и об их безопасности все время думают создатели самолета. Однажды Гарнаев снова поднимается в воздух. И опять все продумано до мелочей: в случае неудачи пострадает не он, а его напарник, сидящий в соседнем кресле. Испытатель поглядывает на него — тот остается уверенно-спокоен. Гарнаев выпрыгивает. Раскрыв парашют, он видит, как вслед за ним из кабины выбрасывается вторая фигура и тоже повисает на парашюте. Напарник приземлился и остался лежать на земле. Случайные свидетели — заблудившиеся охотники, вышедшие из леса, — боятся подойти к неподвижной фигуре, наполовину скрытой парашютом. Но Гарнаев не переживает никаких волнений. Этому все сойдет. Он ведь был весь из желтой кожи, из которой делают седла. Странное, по фигуре почти точное подобие человека с плоским лицом, без носа и губ, на котором озорные механики перед полетом изобразили углем дурацкую оптимистическую улыбку, которую мы видим иногда на лицах героев в плохих кинофильмах. С этим молчаливым соседом Гарнаев шел в полет, время от времени поглядывая на его самодовольную фигуру. Ему он передал в этот раз опасность работы. Но он не завидовал кожаному спокойствию.

Вертолет при испытаниях был особенно опасен — тем, что при аварии летчик даже не мог его покинуть: лопасти винта настигали его в воздухе. Гарнаев испытал впервые отстрел лопастей, когда специальное устройство с помощью взрыва отбрасывало их в сторону, открывая экипажу путь к спасению.

Если о Гарнаеве сделать фильм, он будет смотреться с напряжением. Но без надрыва. Немало эффектных кадров могут придумать способные кинематографисты, но жизнь богаче — в ней не трагизм обреченности, а подлинный высокий драматизм борьбы, за успехами которой следит мир. Борьбы за дороги в космос.

В работе испытателя героизм и мастерство иногда проявляются в том, чтоб спасти себя, когда уж нельзя спасти машину. Это не просто инстинкт самосохранения, здесь жизнь и работа сливаются в одно — летчик должен вернуться, чтобы рассказать, что случилось. Когда погибнет машина, даже если уцелеют приборы в бронированных колпаках, гибель ее может остаться загадкой, и понадобится новый риск.

Уйти из гибнущей машины — значит в доли секунды сохранить в себе все свое мужество и хладнокровие, находчивость и знание летной работы.

Сергей Анохин, которого авиаконструктор Яковлев назвал академиком летного дела и которого друзья по работе считают наделенным особым чувством воздуха, уходил из таких положений, когда другой бы уйти не смог.