Татьяна Тарасова - Четыре времени года

Мама прочла черновики моих записей и возмутилась: «Что ж ты пишешь, что я тебя била, я пальцем до тебя не дотрагивалась». А на самом деле — лупила. Она потом сама объясняла, что я относилась к тем детям, которых не драть было невозможно. Я абсолютно ее не слушалась, а по повадкам напоминала мальчишку. Дома я покорно принимала любые наставления, кивала головой, но как только за мной закрывалась дверь, я сразу обо всем забывала. Часами, несмотря на строжайший запрет, сидела в трубах. Около нашего дома прятали под землю речку Таракановку, и залезать в приготовленные для этого трубы почему-то приносило огромное наслаждение. Потом где-нибудь в последней трубе, слышишь, орут: «Танька, тебя мать ищет!» Выбираешься долго-долго, но в конце трубы тебя за шиворот моментально выволакивают. Мама старалась хотя бы через двор пройти спокойно, но, как правило, не выдерживала и, не доходя до нашего подъезда, начинала мутузить.

Вещами меня не баловали, но когда отец привозил что-то новое — со мной сразу же случалась какая-нибудь неприятность. Отец купил мне в Праге ботинки — так ребята бросили меня в них в стоявшее во дворе огромное металлическое корыто с остывающим варом.

Я тут же к нему прилипла. Довольно скоро все разбежались, потому что всяческие попытки меня вытащить были безуспешны. Полчаса я стояла в этой ванне, ноги по щиколотку в вар засосало. Ботиночки были красненькие на белом каучуке. Наконец, мама увидела меня с балкона. Прибежала. Что делать —неизвестно, хоть снова огонь разжигай, чтобы вар расплавить. Протянула она мне палку и со страшными усилиями вытащила. Я ноги еле-еле после этой ванны передвигала. За ботиночки мне, естественно, попало.

Не везло с обновками. Только пальто светлое купили, выпустили на улицу — прислонилась к столбу, он, конечно, крашеный. Эти несчастья преследовали меня очень долго. Когда я уже на свои, заработанные деньги сшила себе первую шубку, мне шел тогда восемнадцатый год, и отправилась в ней кататься с горки, то вернулась домой в шубке без обоих рукавов — так гуляли, что я их оторвала.

Со мной моим родителям трудно было соскучиться. Когда мы попали в сильную аварию — пострадала только я, правда, через два дня после этого мы уже ехали (я с перебинтованной головой) в Москву в той же машине.

Отец научил меня плавать самым простым и самым непедагогическим способом — выбросил пятилетнюю из лодки.

Жили мы с Галей летом на даче у бабушки, маминой мамы, под Серпуховом, папа с мамой отдыхали на юге, как правило, без нас. Мама приезжала на дачу часто. Отец совсем редко. В один из таких приездов он взял меня к себе на велосипед, чтобы покатать, у меня тут же нога попала в спицы.

Я купила машину, какое-то время ездила на ней сама. Мама, зная мое отношение к новым вещам, сразу же, как я только отъезжала от дома, начинала звонить во все места. Я не успевала добраться до катка «Кристалл», как раздавался звонок Нины Григорьевны. Не успевала я доехать до какой-нибудь подруги, как она уже говорила с ней по телефону, обязательно в начале разговора подробно расспросив о жизни и здоровье всей семьи: детей, мужей, мам и бабушек — мать знала всех, потом, как бы между прочим, интересовалась, приехала ли я и долго ли еще собираюсь там находиться. Она так переживала и нервничала, когда видела меня за рулем, что я не выдержала и продала машину.

Дело, наверное, даже и не в машине. Волнуется и звонит она всегда. Я замужем. Но все равно, стоит мне переступить порог квартиры своих друзей или знакомых, как Нина Григорьевна справляется по телефону, когда я собираюсь вернуться домой. Находит она меня моментально!

Можно подумать, что ее любимое занятие — ремонт. Она на даче, когда отец уезжал, делала ремонт, проводила воду, перестраивала дом. Под ее руководством капитально ремонтировалась моя квартира, потом наша с Володей квартира, квартира Гали. Все заняты, всем неохота возиться с таким тяжелым делом, как ремонт. Одна Нина Григорьевна его не боится.

Она единственная в семье не ест после шести вечера. Из каждой поездки на юг она обязательно привозит подругу, которая у нее остается подругой на всю жизнь. Весь пляж делает под ее руководством по утрам зарядку, женщины занимаются с ней физкультурой. Желающих она учит и выучивает плавать. Так она обычно проводит свой отдых.

Мне исполнилось десять лет, когда у матери случился инфаркт при двустороннем воспалении легких. Я еще мало что понимала в болезнях, ясно было одно: мама умирает, и неизвестно, смогут ли ее спасти. Отец ничего не знал, он уехал с командой в Канаду, маму с трудом выходили. Ей тогда исполнилось тридцать девять лет. Через десятилетие у нее прошла еще одна полоса тяжелых болезней. И тем не менее сейчас она выглядит моложе нас с сестрой, она легче на подъем. Ей ничего не стоит съездить из одного конца города в другой — поднялась и поехала. Широким шагом, всегда в ботинках на размер больше, она успевает в день накручивать столько километров, что я не раз советовала ей пользоваться спидометром для подсчета личных выдающихся результатов. На маминых плечах, помимо заботы об отце и бабушке, когда та была жива, забот о моем доме — нас с мужем часто не бывает в Москве, — лежит и забота о всех моих спортсменах. Те отвечают ей большой привязанностью и за глаза называют «наша мама».