Варлам Шаламов - Переписка

В. Каспарова была секретаршей не Ленина, а Сталина (до Стасовой), эта та самая секретарша, которую Сталин посадил.

Можно переименовать Череповец просто в Город с большой буквы.

Автор немного графоман, но это, повторяю, не порок, Леонов тоже графоман.

Не Лютер казнил своих бывших единомышленников, а Кальвин — Сервета.

Не «термометр», «барометр» революции — таково было тогда ходовое кодовое слово.

О всех колымских страницах. Колыма — это более серьезное предприятие, чем кажется автору, — и суть не уловлена.

И Сермукс и Афанасьев могут благословлять из гроба автора за такие воспоминания.

Вот и все. Вычеркнуть стихи и замаскировать всякое родство своей прозы со стихами — и собственными и чужими — всякими.

Не следует к стихам относиться так серьезно. Стихи — это боль, мука, но и всегда — игра. Стихи убивают людей, которые относятся к ним серьезно. Жизнь в стихах, по рецептам стихов противопоказана людям. Стихи — это античеловеческое мероприятие, скорее от дьявола, чем от Бога.

Человек должен быть сильнее стихов, выше стихов, а поэт — обязательно. Автору следует знать, что стихи не рождаются от стихов. Стихи рождаются только от жизни.

<1973>

Повесть написана в возрасте, когда автор понял, что из всех действующих лиц — живых и мертвых — писатель именно он, она и доказал это.

Вскоре Варлам Тихонович уезжает в Коктебель, и я провожаю его на вокзале.

Мы как-то отдаляемся друг от друга… Его письмо 1974 г. перед отъездом в Коктебель полно поручений и забот — это понятно, ведь первая дальняя поездка после 1953 года. Он волнуется, как уехать, как доедет, но все равно полон решимости реализовать льготы Литфонда, ведь в 1973 году он вступил в Союз писателей.

13. Х.74

Ирина Павловна.

Я еду в Коктебель не для того, чтобы тревожить тени Волошина или Грина, или, скажем, самого Овидия Назона. Я хочу просто посмотреть, можно ли там писать столь продуктивно, как и в Москве — вне Подмосковья.

Если да, то можно будет всегда с началом сентября туда съездить, опережая Серебряный Бор.

К сожалению, осень эта особенная бывает пора, немедленно реализует всякие заболевания [нрзб] моей жизни.

На вокзалах Феодосии… транспортные беды все впереди и только с возвращением в Москву из всех этих <���странствий>.

Я напишу оттуда, как все только сложится.

А пока просьба получить за меня по рецептам лекарства в установленные сроки. Я забыл предупредить о своем отъезде и рецепты пропадут. За сказку благодарю.

Шлю привет.

Билеты на 15 я не купил — только по четным числам один поезд в день.

Сейчас с этим вопросом пробил обратный отъезд. Я думаю, это не первый год и существует какая-то возможность вернуться.

Я вынужден вернуться раньше, но сутки, т. е. 14 числа в 12.50 на единственном поезде — туда головой, то купированный или нижняя полка в этом давнем бардаке не было и возможности.

Словом, я вынужден решиться…

Поезд в Феодосию ходит раз в двое суток — один поезд… и бой в киосках еще тот бой…

Ирина Павловна.

Только что я совершенно неожиданно и случайно приобрел этот, столь необходимый мне двенадцатый номер «Иностранной литературы» с «Чайкой Джонатан». [378]

Поэтому прошу принять Вашу посылку назад и оставить у себя «Джонатана» с глубокой моей благодарностью за помощь, которая была мне нужна крайне срочно.

С глубоким уважением

В. Шаламов

Москва, 5 декабря 1975 г.

В 1976 году я расстаюсь с В.Т. «по взаимному согласию». Ю.А. Шрейдер предлагает ему для услуг по хозяйству какую-то женщину, и я с облегчением выражаю свое одобрение. Но время от времени он пытается меня вернуть. Присылает подарок — сумку, вспомнив о моем дне рождения.

Москва, 27 октября 1977 г.

Дорогая Ирина Павловна.

Получил Ваше письмо с большим волнением.

Конечно, я ничего не забыл, интересуюсь Вашей жизнью и жизнью Вашей семьи. Помню я, что мы не виделись более 3-х лет, а не год, как вы пишете. Поэтому шаг для возобновления знакомства и дружбы должен быть следующим.

Вы приезжаете ко мне в любой удобный Вам день и час, и мы обо всем поговорим. Жду Вас.

С сердечным уважением В. Шаламов

Я хотел вручить эту книгу Вам лично — ну, что ж не судьба. Шлю свои лучшие поздравления.

30 октября 1977

Шаламов

Посылает книжку «Точка кипения» с дарственной надписью: «Моему верному другу и товарищу с глубоким волнением».