Посол сделал движение рукой, как бы прощаясь с уходящими и одновременно извиняясь за то, что не оставил их на другое, более узкое совещание.
Оставшиеся принадлежали к так называемому «узкому штабу» посольства и занимали привилегированное положение, которому многие завидовали.
В самом деле, даже посол своей властью не мог ограничить компетенцию того или иного участка этого избранного круга, в котором обсуждались важные и секретные вопросы. Полковник Фихт представлял германские сухопутные силы. Капитан 1-го ранга Натузиус — военно-морской флот, майор Клатт — военно-воздушные силы. Доктор фон Эбнер, как советник посольства, являлся первым заместителем Тратта и был в курсе всех дел. Неограниченным доверием пользовался и Равенсбург — личный референт посла. С Богнером дело обстояло иначе. Атташе по связям с полицией приглашался на узкие совещания потому, что имел «сильную руку» в партийной канцелярии Берлина. В посольстве прекрасно понимали, что официальная должность Богнера являлась фикцией. На самом же деле он не столько представлял германскую полицию, сколько осуществлял надзор за старыми дипломатами, дабы те не отклонялись от нацистской партийной линии. Вот почему каждый старался сделать все, чтобы Богнер — упаси бог! — не подумал, что от него что-то скрывают.
— То, что я вам должен сообщить, — начал Тратт, — имеет большое значение и может эм-м… оказать решающее влияние на ход войны. — Он помолчал и, убедившись, что его слушают внимательно, продолжал: — Принц Йоситомо через господина Танаку сегодня утром уведомил меня, что Квантунская армия, которую японцы, соблюдая строжайшую секретность, недавно перебросили к границам Сибири, в течение трех дней будет развернута для наступления.
Впечатление от этого сообщения было настолько велико, что в первый момент никто не мог произнести ни слова.
Наконец после довольно продолжительного молчания военный атташе сказал:
— Это совершенно меняет обстановку и дает нам основания ожидать больших событий.
— А с какой целью японцы проводят эти мероприятия, — поинтересовался фон Эбнер, — вам не сказали?
Посол отрицательно покачал головой.
— Нет… Более того, мне дали ясно понять, чтобы я не задавал дополнительных вопросов.
— Но ведь это значительно усилит напряженность и отношениях между Японией и Советским Союзом, — подал голос Богнер и оглядел присутствующих.
— Несомненно, — подтвердил посол, улыбнувшись наивности атташе по связям с полицией, и снова обратился к своему «узкому штабу»: — Я прошу вас, господа, использовать все ваши возможности, личные связи, чтобы более подробно узнать, какую цель преследуют японцы. Иногда бывает трудно понять, когда наши друзья обманывают, а когда действуют всерьез.
— Я предложил бы, — сказал полковник, — на следующей неделе дать обед для японского генералитета. Относительно тех, кто откажется, можно предположить, что они получили назначение в Квантунскую армию. А из этого нетрудно будет сделать известные выводы.
Посол Тратт кивнул.
— Хорошо, мы обсудим это сегодня после обеда. Нужно будет, пожалуй, пригласить и других лиц, чтобы прием для генералов не очень бросался в глаза. Итак, господа, все на передовую, в секреты!
Посол, бывший генерал, любил выражаться военным языком.
Члены «узкого штаба» разошлись не сразу. После такого важного сообщения трудно возвращаться к своим повседневным делам. Зорге и Богнер задержались у Рамнсбурга, кабинет которого находился рядом с апартаментами посла.
— Последствия этой операции трудно предвидеть. — Зорге первым начал обсуждать создавшуюся обстановку. — Круглым счетом миллион солдат — более пятидесяти дивизий, оснащенных самым современным мощным оружием, нацелились на русский тыл. Это прекрасно обученные солдаты, привыкшие к тамошнему суровому климату. И командуют ими, господа, кадровые офицеры! Для Советов это настоящая беда. Представляете? Японцы вламываются с черного хода как раз тогда, когда наши войска широко распахнули парадную дверь!
Прогноз Зорге, как всегда, был блестящим. Он знал гораздо больше того, во что Тратт посвятил свой «узкий штаб». Но журналист так бурно выражал радость по поводу намерений японцев, что вызвал возражения собеседников.
Равенсбург, например, не разделял показного энтузиазма Зорге. Кто с абсолютной уверенностью может сказать, что Япония действительно вступит в войну? А не является ли это только демонстрацией, мерой предосторожности, вызванной вечным недоверием Токио ко всему остальному миру? И разве не правильнее допустить, что Квантунская армия лишь тогда вступит в дело, когда Россия уже будет повержена? Это дало бы Японии возможность получить Приамурье, не потеряв ни одного человека.
Читать дальше