Ханс-Отто Майснер - Дело Зорге

Танака, радостно улыбаясь и широко раскинув руки, шел по помосту навстречу Зорге и Биргит.

Очевидно, он ждал уже давно. Зорге извинился за опоздание, сославшись на неожиданный визит одного из коллег.

— Небольшое ожидание только продлило мне радость, которую я испытывал в предвидении встречи, — ответил, улыбаясь, японец. — Поэтому я должен вас поблагодарить.

Зорге с улыбкой поклонился. Он давно жил здесь и привык к обычаям страны. Однако цветистые выражения, к которым в Японии прибегали даже в тех случаях, когда следовало бы обидеться, каждый раз веселили его.

— Я тем более огорчен, Танака-сан, что число участников этой встречи сократится на одну персону. По озеру смогут прокатиться только двое.

Всего на долю секунды на лице японца промелькнуло разочарование, но затем он быстро взял себя в руки.

— О, наша юная дама, видимо, условилась о свидании? Возможно, там соберется более веселое общество. Я, конечно, понимаю, молодость тянется к молодости.

— Вынуждена вас разочаровать еще больше, — улыбнулась ему Биргит. — К сожалению, нас оставляет доктор Зорге. Ему надо немедленно возвращаться, и вам придется быть в моем недостойном обществе. Прошу прощения.

— Да, это так, дорогой друг, — с горечью подтвердил Зорге. — Меня вызывает по телефону Берлин, я должен быть у себя. В Германии не понимают, что здесь уже наступил чудесный вечер. Они только позавтракали и усаживаются за письменные столы. Я убежден, что вы, как человек долга, меня поймете.

Танака отлично понимал, что, находясь на службе у государства, надо быть готовым ко всему. Зорге пожал ему руку.

— Я знал, что вы на меня не рассердитесь, — тепло проговорил Рихард. — Моя юная коллега сумеет заменить меня. Боюсь, она рада, что мне приходится уехать. Побеседовать вдвоем с таким интересным человеком для девушки, я хочу сказать, для умной девушки — это событие, которое случается не каждый день. Японец обратился к Биргит:

— Наш друг осыпает меня такими любезностями, что я не знаю, краснеть ли мне от гордости или от стыда.

Все трое засмеялись.

Зорге хотел тут же проститься, но Танака из вежливости предложил проводить его до машины.

Когда автомобиль скрылся из виду, Танака сказал Биргит:

— Надеюсь, что вам еще не доводилось ужинать в лодке-ресторане на озере. Я был бы очень рад, если бы этот вечер сохранился в вашей памяти как нечто особенное.

Биргит была уже здесь однажды с отцом, правда, днем, но сочла за лучшее промолчать.

Танака в японской национальной одежде, скрадывавшей его полноту, был похож на большую ночную птицу. Полы широкого кимоно, раздуваемые свежим прохладним ветром, напоминали крылья. Инициатором этой прогулки был Зорге. Именно он должен был позаботиться обо всем заранее. Но Танака знал, что его друг наверняка забудет что-то сделать. Поэтому японец заказал все сам.

Когда они подошли к причалу, слуги, находившиеся в лодке, склонились в глубоком поклоне и с шумом втянули в себя воздух.

Хороший ужин в веселом обществе на лодке, скользящей по озеру или реке, издавна был одним из наиболее утонченных развлечений, распространенных в Японии. Художники и поэты старины увековечили этот обычай в своих произведениях.

— Я предпочитаю китайскую кухню нашему японскому меню, — сказал Танака, протягивая Биргит руку и помогая ей войти в лодку. — Может быть, и вы также? Но я просил бы сделать сегодня исключение для рыбы. Нам поймают форель прямо из озера. Так принято.

— Конечно, — согласилась она. — Только не думайте, что для меня специально нужно жарить или варить рыбу. Я ее с удовольствием съем и сырую, как настоящая японка.

Биргит сразу заметила, что их лодка была оборудована богаче, чем остальные. Средняя ее часть, где на подушках должны были сидеть гости, от кормы и от носа отделялись красным шелковым занавесом, оставляя открытыми борта. Под широким балдахином качались два фонаря с нарисованными на них значками счастья.

Оба лодочника стояли на корме. Способ, которым они обычно двигали лодку, приводил в изумление любого европейца, видевшего это впервые. Они гребли не руками, а одной ногой, обхватив ею весло. Руки их были скрещены на груди, а глаза без всякого выражения устремлены вперед. Казалось, что эта работа не стоит им никаких усилий.

На носу судна хлопотали четверо слуг. Повар и его помощник крутились вокруг жаровни, на которой стоял большой бронзовый котел. Рыбак склонился над водой, держа в руках проволочную корзинку с сосновой лучиной, пламя которой должно привлекать рыб. В почтительной позе у самого занавеса сидела гейша с ярко раскрашенным лицом и перебирала струны старого сямисена.