Александр Мосолов - При дворе последнего императора

— Речь, сказанная императором, была более красива. Этот текст — более осторожен. Пусть прессе дана будет официальная версия.

Никогда не забуду приема, оказанного Вильгельмом II нашему министру иностранных дел графу Ламсдорфу при свидании в Данциге.

Граф Ламсдорф провел всю свою жизнь у Певческого моста. Очень культурный человек, он соединял большое честолюбие с удивительной застенчивостью, как это часто бывает с людьми, никогда не выходившими из недр канцелярий. Он был очень маленького роста и поэтому носил чрезвычайно высокие каблуки, вроде дамских; фуражка у него тоже была на заказ, слегка вытянутая кверху. Все это плохо вязалось с той жестокой качкой, которая нас встретила на Данцигском рейде.

Не знаю почему, но кайзер избрал Ламсдорфа своей жертвой с первой же встречи. Желал ли он показать свое презрение к «штафирке», явно страдавшему от морской болезни, как бы то ни было, но в течение всего завтрака все шутки кайзера шли исключительно по адресу Ламсдорфа. Князь Бюлов, угрюмый и нервный, присутствовал при страданиях своего коллеги, не имея возможности чем-либо ему помочь.

Отъезд с яхты дал повод к новому издевательству. Катер, на который нас должны были посадить, танцевал у трапа как пробочка. Для привычных людей это не представляло особого затруднения, но Ламсдорф совершенно растерялся. Он дважды упустил удобный момент и на третий раз был наполовину подтолкнут сзади, а наполовину схвачен на лету матросами катера. И в этот момент сверху раздался громовой раскат хохота: Вильгельм II покатывался от смеха и кричал:

— Ну, вы не очень-то ловкий моряк, господин министр.

Несколько часов спустя Ламсдорфу принесли немецкий орден. Он рассчитывал получить Черного орла, а Вильгельм пожаловал ему какой-то крестик, только что перед тем созданный. Сам Бюлов должен был сделать визит, чтобы утешить своего коллегу.

Все эти грубые выходки не имели под собою никакого серьезного основания: кайзер обладал своей манерой веселиться.

Я сам в известный момент сделался объектом весьма неумного поддразнивания. Вильгельм II вдруг стал почему-то называть меня Молосовым. Не было никакой возможности заставить его правильно произносить мое имя: между тем даже для иностранцев оно не является слишком трудным. Кайзер прислал мне свой портрет, на котором было правильно написанное посвящение, но на конверте его же размашистым почерком было начертано: «Генералу Молосову».

Мне кажется, я могу точно указать тот момент, когда я впал в немилость.

История эта довольно курьезна… На острове Карлос были устроены маневры с участием Выборгского полка, коего шефом являлся Вильгельм II. Кайзер выразил желание стать во главе одной из рот в момент, когда она пойдет в «атаку». Царю очень это не понравилось, но разубедить «кузена» было невозможно.

Мы оказались таким образом свидетелями странного зрелища: русские солдаты на кого-то нападают под предводительством германского императора, бойко помахивавшего саблей.

Маневры эти имели своего присяжного фотографа, генерала Несветевича, толкового человека, вышедшего в отставку после войны 1877 года и увлекавшегося с тех пор фотографией. Он носил форму, и это позволяло ему работать для русских газет в местах, куда его штатские коллеги не допускались.

Чтобы лучше снять кайзера, Несветевич припустил рысью и потерял при этом одну из своих калош… Само собой разумеется, что калоши не входили в установленное регламентами обмундирование офицеров.

К несчастью, Вильгельм пронесся как раз по тому месту, где лежала злополучная калоша. Он проткнул ее шашкой и торжественно принес царю. А Несветевич в это время щелкнул затвором.

Можно себе представить, какая поднялась суматоха. Кто посмел явиться на маневры в калошах?.. Наконец вспомнили о Несветевиче. Когда его вызвали, он явился с калошей на одной из ног. Вильгельм II демонстративно стал с ним разговаривать и сказал ему, что желает во что бы то ни стало иметь фотографию атаки… и, значит, калоши.

В тот же вечер я получил от министра двора приказ уничтожить дурацкую фотографию. Ученик Ниепса долго сопротивлялся. Он-де обещал именно эту фотографию германскому императору. Мы все-таки послали в Берлин какой-то другой оттиск.

Вообще Вильгельм II умел высказывать свое неудовольствие даже очень высокопоставленным лицам. Приведу по этому поводу инциденты, имевшие место в Киле после свидания государя с королем английским в Коуз (свидание это было очень неприятно кайзеру).