Александр Мосолов - При дворе последнего императора

Татьяна была выше, тоньше и стройнее сестры, лицо у нее более продолговатое, и вся фигура — породистее и аристократичнее, волосы немного темнее, чем у старшей. На мой взгляд, Татьяна Николаевна была самою красивою из четырех сестер.

Мария Николаевна была в то время весьма крепко сложенным подростком с веселым русским лицом и необычайною силою.

Анастасия совсем маленькою обещала стать красавицею, но не оправдала ожиданий. У нее было менее правильное, чем у сестер, лицо, зато весьма оживленное. Она была смелее других сестер и очень остроумна.

По словам фрейлен Шнейдер, характер Ольги Николаевны был ровный, хороший. Напротив, Татьяна имела характер трудный, скорее скрытный, но, быть может, с более глубокими, чем у сестер, душевными качествами. Мария Николаевна была добра, не без некоторого упрямства и по способностям ниже двух старших. Анастасия, с пока еще не установившимся характером, обещала быть весьма способною.

Во время войны, сдав сестринские экзамены, старшие княжны работали в царскосельском госпитале, выказывая полную самоотверженность в деле. Младшие сестры тоже посещали госпиталь и своею живою болтовнею помогали раненым минутами забывать свои страдания.

У всех четырех было заметно, что с раннего детства им было внушено чувство долга. Все, что они делали, было проникнуто основательностью в исполнении. Особенно это выражалось у двух старших. Они не только несли, в полном смысле слова, обязанности заурядных сестер милосердия, но и с большим умением ассистировали при операциях. Это много комментировалось в обществе и ставилось в вину императрице. Я же нахожу, что при кристальной чистоте царских дочерей это, безусловно, не могло дурно повлиять на них и было последовательным шагом императрицы как воспитательницы. Кроме госпиталя Ольга и Татьяна Николаевны очень разумно и толково работали и председательствовали в комитетах их имени.

Взяв за отправную точку 1900 год, время моего вступления в должность начальника канцелярии, скажу, что императорская фамилия была и многочисленна, и полна сил: у царя тогда имелись в живых один брат его деда, четверо дядей, десять двоюродных дядей, один брат, четверо двоюродных братьев и девять троюродных. Всего двадцать девять — достаточно, чтобы стать в случае нужды в защиту главы семьи. Все они, казалось, были заинтересованы в борьбе за свои привилегии, за свое положение.

Я сознательно не перечисляю особ женского пола. Мне хочется в этой главе указать политическую роль, сыгранную членами царской семьи. Государь недолюбливал политических разговоров, а тем более с родственниками. Исключением являлись лишь великая княгиня Мария Павловна (о ней я говорю ниже), которая, как он знал, была хорошо осведомлена в германской политике благодаря своим немецким родственникам, а также две черногорские княгини, Милица и Стана Николаевны, всегда готовые давать политические советы. Их дворы были центрами обмена мнений по международным вопросам. Они с успехом заменяли не назначаемого в столицу нашу черногорского посланника и всемерно защищали интересы своего отца. Но влияние у государя не было пропорционально их рвению. Это, впрочем, не помешало Черногории играть в русской политике гораздо большую роль, чем она имела на то объективных данных.

Обе сестры Его Величества держались совершенно в стороне от государственной жизни. Большинство же других женских членов династии вступили в иностранные браки, жили за границею и лишь изредка гостили при дворе.

Сколько из вышеупомянутых членов императорской фамилии, солидарных с монархом как по династическому принципу, так и по своим интересам, оказались рядом с царем в трагические минуты отречения?

В Пскове вблизи государя не было никого из его семьи. Великие князья узнали о совершившемся факте, и их мнения никто не спрашивал ни до, ни после. Семья была бессильна что-либо изменить. И Николай Александрович, и Михаил Александрович приняли свои решения одни, без всякой попытки снестись с родными, не посоветовавшись ни с кем из них, ни даже между собою. Революционная волна была для них столь неожиданна, что отрезала всякую возможность совещаний.

Однако государь в роковой день не мог внять совету семьи не только по материальным условиям, но и вследствие постепенно сложившихся отношений. Этот росчерк пера во Пскове стоил жизни семнадцати членам династии меньше чем за два года. Большинство этих погибших не покинули России исключительно из преданности своему монарху, не желая побегом усугублять его положение.