Анатолий (Джордж) Гуницкий - Так начинался Аквариум

Стоял в очереди в продуктовый магазин в начале девяностых?

Ехал с ними в поезде из Питера в Хельсинки или из Хельсинки в Питер? (Джордж нечасто уезжал за границу, но в Финляндии почему-то был три раза).

Летел вместе с ними на самолете в Варшаву?

Нет, разумеется, нет. Но следует признать – для более точного и ёмкого понимания того, о чём рассказывал Джордж, – что по берегу Финского залива он шёл примерно в 1974 году, тогда как и рок-клуб, и поездки в страну Суоми, и в Варшаву, и обратно, и отстаивание в разных очередях, и преотвратное вылёживание в больницах, и тусовка в Сайгоне – все эти восхитительные, чудесные, загадочные, не очень понятные, а иногда и не очень желательные, но такие разные жизненные вибрации начались гораздо позже. Потому-то Джордж и не запомнил детишек, купающихся в заливе Финском в тот сюрреально-далёкий день вместе со своими бабушками. Бабушек он также не запомнил. Только одну их них, высокую и стройную, с ласковым, но металлическим лицом, в кривых солнцезащитных очках, в тёмно-жёлтой футболке с надписью «The Cristie N», которая с элегантно-назависимым видом курила неподалеку – а может, она и не была бабушкой? – от дремлющей и тёмной воды залива гадкие болгарские сигареты «Оpal».

Всё же остальное….

Да и нечего больше было тогда запоминать. Зато он никогда не забудет, и рассказывал об этом уже неоднократно, раз триста сорок, что после того, как он перешёл через русло одного из рукавов Сестры на другой берег, то почти сразу же увидел пару иностранцев-немцев (он слышал, как они смеялись и разговаривали именно по-немецки!), которые обнявшись, пошли в сторону ближайших кустов.

Дальше, дальше, вперед. Потом немного свернул в сторону. Вновь увидел метрах в пятнадцати перед собой немецкую пару. Они целовались. Медленно, жадно. О, чмок me baby. Джордж снова развернулся. Вперед, вперед. Вбок, наверх. …

В сторону.

Что ж, всем нам и каждому из нас приходится иногда немного сворачивать в сторону. Даже если нам и не хочется. Но зато потом мы обретаем возможность получить шанс заглянуть в глаза ветру вчерашнего дня.

Ещё Джордж рассказывал мне, что они с Борисом однажды катались на катке во дворе их дома на Алтайской улице. Или, вернее, пытались кататься. Но быть может, Джордж в тот день один пытался научиться кататься на коньках, а Бориса тогда там и не было? Тоже возможный вариант. Надобно заметить, что Бориса до определённого времени одного гулять не пускали, с ним всегда на улице была бабушка, Екатерина Васильевна. Чудесный, светлый человек. Весёлая. Необычайно тёплая, душевная. Битловские песни любила слушать. Боб всегда был далёк от какого бы то ни было спорта. Джордж, например, (вернее ещё не Джордж, а Толя) неплохо бегал спринтерские дистанции вроде стометровки, любил играть в футбол, и во время футбольных баталий был обычно защитником. Или полузащитником атакующего плана. Борис же на футбольной площадке никогда замечен не был. Да и вблизи неё тоже. Нельзя сказать, что он когда-нибудь от этого сильно страдал.

Когда Джордж ехал на электричке из Ушково в Сестрорецк, в гости к Бобу, то чтобы не скучать в электричке, он читал Джозефа Конрада. Когда едешь между Белоостровом и Курортом, обращаешь внимание на огромные пустынные просторы, в голову поневоле – так прежде считал Джордж, да и теперь он думает точно также – приходят нездешние мысли о каких-то там прериях. А ведь на самом-то деле Джордж никогда никаких прерий не видел. Едва он увидит их когда-нибудь. На дальних окраинах белоостровских прерий иногда видны высокие кирпичные дома. Сестрорецкие. Джордж всё время отвлекался от книги Джозефа Конрада и посматривал в окно. На пустыри – на поля – на прерии – на лже-прерии, на окраинах которых стояли сестрорецкие дома.

Екатерина Васильевна не мешала Боре и Толе гулять и играть в разные игры. Иногда достаточно странные для внешнего мира. В среднем школьном возрасте они – Борис энд Джордж – очень любили играть в «помойю». Объяснить эту игру, рассказать про неё что-нибудь внятное практически нереально. Да, невозможно. Никак.

Боря называл свою бабушку Бакатя. Джордж говорил потом – когда-то – позже – дни и годы, десятилетия спустя – что «когда мы с Бобом гуляли и играли, то Бакатя поглядывала за ним издалека, общалась с другими старушками и нам ни капельки не мешала». Да, им – Бобу и Джорджу – уже тогда сложно было помешать что-нибудь сделать.

Игра в «помойю» во многом определялась архитектурными особенностями самой помойки. Помойка – во всяком случае в том дворе, где жили Борис и George, – представляла собой просторное деревянное сооружение с высокими деревянными стенками и с крышей. Такой хороший, добротный помойный мини-замок. Внутри стояли здоровенные металлические бачки. Трудно сейчас сказать, в чем же именно заключалась специфика игры в «помойю», но тем не менее, она некоторое время реально занимала Бориса и Джорджа. George говорит, что иногда в игре в «помойю» происходило вот что: кто-то из играющих бегал вокруг всего мини-замка и вполне вероятно, что бегал он не один, а ещё в компании с кем-то.