Взвинченный, усталый, Ренуар работал мало и плохо. Он начал изучать английский язык: ему хотелось поехать к Дюре, который в это время, в начале 1881 года, жил в Лондоне. Путешествовать, переезжать с места на место! Поскольку движение всегда куда-то ведет, люди надеются, что оно приведет к цели, обретению утраченного покоя. Но кто, как не Сезанн, вечный скиталец, которому никогда не сиделось на месте, который ездил из Экса в Париж и обратно, а в Париже переезжал с одной квартиры на другую, кто, как не Сезанн, чей пастельный портрет в эту пору написал Ренуар (лысеющий череп, обращенный в себя взгляд человека, охваченного одной неотступной мечтой), знал, что никакие скитания не дают человеку уйти от самого себя, в лучшем случае - лишь на время его отвлекают. Ренуар написал Дюре, что приедет посмотреть на "хорошеньких англичанок". И вдруг в феврале, закончив портреты "девочек Каэн" (хорошо ли, плохо ли они получились, он не знал сам) и предоставив Эфрюсси хлопоты по их отправке в Салон ("одной заботой меньше"), уехал в страну, которая в свое время очаровала Делакруа и о которой ему не раз рассказывал Лестренге, - в Алжир.
К сожалению, когда в первых числах марта он приехал в Алжир, там стояла пасмурная погода. Шел дождь. "И все же здесь великолепно, природа неслыханно богата... А зелень сочная-пресочная! " Новая для него растительность - пальмы, апельсиновые деревья и смоковницы - приводила Ренуара в восторг, а арабы в своих бурнусах из белой шерсти часто поражали благородством осанки.
Наконец выглянуло солнце. Город, в котором "все бело: бурнусы, стены, минареты и дорога", - засверкал под безоблачным небом. Восхищенный открывшимся ему зрелищем, Ренуар снова начал работать. Он взял себя в руки, пытался осмыслить свое творчество. "Я решил побыть вдали от художников, на солнце, чтобы спокойно подумать, - писал он вскоре Дюран-Рюэлю, и по его тону чувствуется, что на душе у него стало спокойнее. - Мне кажется, я дошел до конца и нашел. Возможно, я ошибаюсь, однако это меня очень бы удивило".
Дюран-Рюэль, приславший Ренуару письмо, пытался его отговорить от участия в Салоне. Теперь, когда у торговца появились деньги и он вновь мог активно защищать импрессионистов, он считал весьма желательным, чтобы группа вновь обрела подобие согласия [121] 121 В 1880 году Дюран-Рюэль купил еще сравнительно немного картин (у Сислея - на 6200 франков золотом, у Писсарро - на 1750, у Дега - на 1500), а в 1881 году уже гораздо больше. Торговец выплатил 29000 франков Моне, 16125 - Дега, 16000 - Ренуару, 12070 - Писсарро, 9650 - Сислею.
. Еще в ту пору, когда Ренуар колебался, не зная, куда поехать - в Англию или в Алжир, Кайботт и Писсарро обсуждали вопрос о шестой выставке импрессионистов, которую предполагали открыть в апреле. Кайботт обвинял Дега, что он внес "в группу раскол". Из-за того что Дега не занял подобающего ему "видного места", "человек этот ожесточился... он зол на весь мир, - писал Кайботт Писсарро. - У него едва ли не мания преследования. Разве он не пытается внушить окружающим, что у Ренуара макиавеллистические замыслы?.. Можно составить целый том из того, что он наговорил о Мане, Моне, о Вас... Он дошел до того, что сказал мне о Моне и Ренуаре: "Неужели вы принимаете у себя этих людей?" Кайботт готов был поверить, что Дега не прощает Ренуару, Моне и Сислею их талант, потому что он проявлял куда больше снисходительности по отношению к тем, кто был не слишком даровит или просто бездарен и кого он "тащил за собой" [122] 122 "Дега усиленно отрицает цвет, - сказал однажды Ренуар. - Однако сам-то он колорист, просто он не любит цвет у других, вот в чем суть". По поводу "причуд" Дега см. сноску относительно мнения, высказанного им о Тулуз-Лотреке и Морене ("Жизнь Тулуз-Лотрека", ч. II, гл. 3).
. Заставив принять на выставки импрессионистов произведения своих подопечных, подобных Зандоменеги и Рафаэлли, он извратил характер этих выставок. Для того чтобы выставка была однородной, считал Кайботт, в ней должны участвовать Ренуар, Моне, Сезанн, Сислей - все те, кто в самом деле связал свою судьбу с импрессионизмом, и только они одни. А Дега должен уступить, в противном случае придется обойтись без него.
Но Писсарро не мог решиться "бросить" Дега. Ренуар ответил Дюран-Рюэлю, что лично он будет по-прежнему посылать картины в Салон. "Я не собираюсь поддаваться маниакальному убеждению, будто картина становится хуже или лучше в зависимости от того, где ее выставили. Иными словами, я не собираюсь терять время в обидах на Салон. Не хочу даже показывать, что обижаюсь". Дело кончилось тем, что на апрельской выставке стало еще одним импрессионистом меньше: Кайботт отказался в ней участвовать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу