Анри Перрюшо - Жизнь Ренуара

С первых же дней залы на Бульваре капуцинок наводнила шумная, возбужденная толпа, которая всячески выражала свое неодобрение, иногда насмешливое и презрительное, иногда раздраженное. Посетители [52] 52 Они были довольно многочисленны: всего зарегистрировано 3510 посетителей, заплативших за вход. В первые дни ежедневно приходило до 200 человек. не задерживались у картин Де Ниттиса или какого-нибудь Мюло Дюриважа. Они толпились у полотен Моне, Ренуара, Сезанна, Писсарро, Сислея и Дега - всех тех, кто этой групповой выставкой внезапно заявил о существовании нового искусства. Неожиданный расцвет. Он медленно подготавливался в тени минувших лет, и теперь вдруг точно брызнул весенний свет, развеявший зимний сумрак. Непостижимый расцвет. Эта живопись, порывающая со всеми условностями академического искусства еще более решительно, чем живопись Мане, не могла не шокировать. Ее "не понимали". Да и были против нее слишком предубеждены, чтобы пытаться ее понять. Впрочем, мазня этой "банды" - трудно поверить, но словечко пустил в ход сам добрейший Коро - превосходила всякое воображение. Глаза, привыкшие к безликой академической продукции, к добросовестным, но пустым ремесленным поделкам, выполненным бездарными руками, видели в этих полотнах одну только размалеванную пестроту. Здесь и не пахло кропотливым трудом. "Непримиримые" (так прозвали батиньольцев), по утверждению зубоскалов, просто выстреливали по полотну из пистолета, заряженного тюбиками с краской, после чего им оставалось только поставить подпись на своих шедеврах.

"Ох и тяжелый день выпал на мою долю, - писал в "Ле Шаривари" от 25 апреля критик Луи Леруа, - когда я отважился пойти на первую выставку, открытую на Бульваре капуцинок, вместе с г-ном Жозефом Венсаном, пейзажистом, учеником Бертена, удостоенным медалей и наград при различных правительствах! Неосторожный отправился на выставку, не подозревая ничего дурного. Он предполагал, что увидит живопись - такую, как везде, хорошую и плохую, чаще плохую, чем хорошую, но которая не покушается на добрые художественные нравы, на культ формы, на уважение к великим мастерам. Ох уж эта форма, ох уж эти мастера! Да кому они нужны, старина? У нас теперь все по-другому.

Войдя в первый зал, г-н Жозеф Венсан получил первый удар - нанесла его "Танцовщица" г-на Ренуара.

- Как жаль, что художник, наделенный некоторым чувством цвета, так плохо рисует. Ноги его балерины кажутся такими же пушистыми, как ее газовые юбки.

- Вы очень строги к нему, - возразил я. - Наоборот, рисунок у него слишком жесткий.

Ученик Бертена, решив, что я иронизирую, вместо ответа только пожал плечами..."

И Луи Леруа продолжал осматривать залы, высмеивая поочередно пейзажи Моне и Сислея, "Дом повешенного" Сезанна, "Прачку" ("столь плохо отстиранную") Дега. Свою статью он озаглавил "Выставка импрессионистов". Так он прозвал "непримиримых", обратив внимание на название морского пейзажа Моне "Впечатление. Восход солнца".

"Впечатление, так я и знал. Я говорил себе: раз уж я под впечатлением, должно же там быть что-то запечатлено. Рисунок на обоях в зачаточном виде и то выглядит более законченным, чем эта, с позволения сказать, марина! "

Конечно, раздавались отдельные голоса в защиту вышеупомянутых импрессионистов [53] 53 Филипп Бюрти писал о Ренуаре в "Ла Репюблик Франсез" от 25 апреля: "Г-ну Ренуару суждено большое будущее... Юная балерина поражает своей гармонией "Парижанка" хуже, "Авансцена" (речь идет, несомненно, о "Ложе"), в особенности при зажженном свете, создает полнейшую иллюзию. Неподвижное набеленное лицо дамы, ее руки в белых перчатках: в одной она держит лорнетку, другая утонула в муслине платка, голова и торс обернувшегося мужчины - отлично написанные куски, достойные внимания и похвал". . Но голоса эти были редкими, едва слышными. Общее мнение сошлось на том, что жертвы Леруа - его статья получила широкий отклик "объявили войну красоте" [54] 54 Жюль Кларети. .

Ирония, насмешки, скандальное прозвище, тут же подхваченное публикой, - вот и все, чего импрессионисты (будем их так называть) добились за месяц выставки, от которой они так много ждали. Отныне им станет еще труднее что-нибудь продать. Надежды, которыми они себя тешили, рухнули. Теперь не многие коллекционеры польстятся на их картины: прозвище "импрессионист" - это позорное клеймо.

Хорошо было тем батиньольцам, которые были людьми состоятельными или хотя бы располагали средствами к существованию! Но для тех, кто, как Ренуар, мог рассчитывать только на самого себя, настал критический период. Камилю Писсарро в том же году пришлось воспользоваться гостеприимством своего друга художника Лудовико Пьетте в Майенне, в Монфуко. Моне и Сислей (отец которого разорился в 1871 году и вскоре умер) не знали, как они прокормят свои семьи.