Лив Нансен-Хейер - Книга об отце (Нансен и мир)

Не менее увлекательными были уроки норвежской словесности у Сигурда Халлинга. Его любовь к норвежской литературе, му­зыке и живописи захватывала и нас, учениц, и мы всегда его вни­мательно слушали. Анна Шёт тоже преподавала в этой школе. Она вела у нас историю. Выгоды от нашего близкого знакомства для меня никакой не было. Она так боялась как-то выделить меня, что частенько пересаливала. Но было приятно видеть ее в классе, а на письменных и устных экзаменах она волновалась не меньше меня.

В Пульхёгде этой зимой опять царило подавленное настроение. Отец укрылся в башне и никого не хотел видеть. Если звонили друзья, он неизменно отвечал: «Мне некогда», зато был благодарен тем, кто занимался детьми. Наш добрый Мольтке сказал как-то: «Фритьоф стал совсем нелюдимом после смерти Евы, он чересчур изолировал себя». Но он заметил, что стоило появиться Бьёрну Хелланд-Хансену, который по делам приезжал иногда из Бергена, как отец оживлялся и вновь обретал душевное равновесие.

Мольтке, хорошо разбиравшийся в людях, сказал: «Должно быть, это потому, что Бьёрн не вспыхивает, как спичка, когда Фритьоф берет его в оборот».

Однажды вечером, возвращаясь вместе из Пульхёгды, Бьёрн и Мольтке дорогой долго разговаривали о своем общем друге. Мольтке попросил тогда Бьёрна не забывать отца и навещать его как можно чаще. И Бьёрн в ответ торжественно пожал ему руку. «Он словно завещал мне это»,— сказал Бьёрн, вспоминая впослед­ствии этот разговор.

В сущности, у Мольтке и Бьёрна Хелланд-Хансена было много общего — острый ум, обширные познания и душевное равновесие, которое успокаивающе действовало на пылкий характер моего отца. Были они похожи и в том, что оба слишком уж щедро отда­вали свои знания другим. Отца же огорчало, что они таким обра­зом «зря тратят время».

Понемногу отец снова втягивался в работу, но опять ему не удалось целиком посвятить себя науке. Он не мог оставаться в сто­роне, когда дело касалось его страны.

В 1909 году вновь вспыхнули споры вокруг языка [139] «...споры вокруг языка...» —в течение более чем 400 лет пребывания Норвегии в унии с Данией норвежский язык подвергся сильно­му влиянию датского языка, в результате чего сложился датско-норвежский язык, названный по предложению Б. Бьёрнсона в 1890 г. «риксмол» (т. е. государственный язык). Народный норвежский язык в XVII и XVIII вв. сохранялся только как местный диалект. С развитием национального самосознания, особенно после отделения Норвегии от Дании, пробуж­дается особый интерес к национальному языку. На основе искусствен­ного синтеза норвежских местных диалектов в середине XIX в. Ивар Осей (см. ниже) создал новую форму норвежского языка, получившую название «лансмол» (т. е. язык страны). Борьба между сторонниками этих двух форм привела к тому, что стортинг законом от 1892 г. обе формы языка признал равноправными и на лансмоле было разрешено преподавать в школе, причем право решать вопрос о языке обучения было предоставлено самим школам. Однако споры между сторонниками риксмола и лансмола продолжались и временами принимали весьма резкий характер. После отделения Норвегии от Швеции усилилась тенденция к расторжению языкового союза с Данией и полного перехода на государственный язык, предложенный И. Осеном. В 1909 г. споры о языке обострились вновь в связи с тем, что выделилась группа лиц, стремившихся использовать споры о языке для раскола населения на ко­ренных норвежцев и «чужаков». В последующее время споры о языке потеряли свою остроту, однако попытки ликвидировать двойственность литературного языка не дали результатов. , и на этот раз к ним примешались нездоровые политические тенденции. Отец не раз высказывал свое мнение об этом Вереншельду, и тот посо­ветовал ему выступить в печати. Он считал, что самое время услы­шать разумное слово по этому вопросу. Но отец решился обнаро­довать свою точку зрения только после долгих уговоров — это ведь не его область. Он писал профессору Улафу Броку: «Я уже не раз собирался написать о языковых спорах, которые сейчас, по-моему, доведены до абсурда». Отец сетовал на то, что вынужден отвлечься от своей работы, и если все-таки занялся этими вопросами, то только потому, что профессор Брок, как и многие другие, счел это необходимым.

Вмешавшись в спор, Нансен высказал свою особую точку зре­ния на изменения, происходящие в языке. Он опубликовал сразу четыре статьи: «Форма — не содержание», «Чужаки», «Язык» и «Выпускные сочинения на лансмоле».