Чтобы облегчить Бертрану решение этой задачи, Иоанн XXII объявил крестовый поход, договорился с гвельфами выступить против гибеллинов, привёл в движение механизм инквизиции в Ломбардии, предал анафеме правителей Милана и Феррары и закрыл все церкви в этих районах, чтобы вызвать возмущение народа против этих правителей. А властелина Ломбардии обвинил в еретизме и чародействе. [27]
Папа Иоанн XXII предал анафеме также германского императора Людвига, обвинив его в присвоении трона, принадлежащего якобы святому престолу. Людвиг, по мнению Иоанна, должен отстраниться от трона и на коленях молить папу о прощении.
Папские крестоносцы грабили и убивали население Италии, сжигали дома, насиловали женщин, крали детей.
Войска папы, годами бесчинствовавшие в Италии, пролившие столько народной крови, содержались на средства, получаемые в виде налогов с того же самого народа. Иоанн XXII, тративший огромные суммы на поддержку Бертрана, сумел тем не менее скопить значительное состояние — восемнадцать миллионов деньгами и на один миллион ценностей. Источником этих богатств были налоги, получаемые им в странах, находившихся под его влиянием.
Папа Иоанн XXII первым ввел «аннату», то есть передачу в панскую казну всех церковных доходов, получаемых церковными чинами в первый год службы.
Это был энергичный, упрямый, неистовый религиозный фанатик, мстительный, алчный стяжатель с душой инквизитора, с беспокойной фантазией мистика и мракобеса. Он был не только видным теологом, ему принадлежат также труды по медицине («О глазных болезнях», «О ревматизме», «О развитии зародыша») и алхимии. Но столь обширные знания не мешали ему, подобно многим его современникам, оставаться суеверным фанатиком.
Он был абсолютно уверен в существовании бога. Но он ещё больше верил в существование сатаны. Считал сатану своим личным врагом и вёл с ним упорную и бесконечную борьбу в течение двадцати лет.
Ему постоянно казалось, что его преследуют слуги сатаны, чтобы получить его душу раньше, чем он сумеет искупить свои грехи. Из его записок, писем и циркуляров видно, что он страдал манией преследования и боялся двух вещей: что его отравят или околдуют.
Он постоянно ощущал рядом присутствие сатаны, не желавшего нигде его оставить. Папа старался прогнать его молитвами, уговорами, угрозами, пытался осенить его крестным знамением и окропить святой водой.
Но ничего не помогало, сатана возвращался снова и снова, подсылал к нему отравителей и чародеев.
Иоанн XXII писал епископу Риэ: «Чародей Иаков Брамбасон и Иоанн Аман, лекарь, приготовили яд, чтобы отравить нас — меня и нескольких кардиналов. Но им это не удалось. Что же они тогда сделали? Вылепили из восковых свечей наши фигуры, читали над ними заупокойные молитвы, кололи их иглами с ядом. Однако бог оградил нас от несчастья, помог нам, и эти дьявольские фигуры попали в наши руки. Чародеи брошены в тёмные подземелья, откуда никто не выходит живым».
Только что Иоанну с таким трудом удалось изгнать дьявола из своего воскового двойника, как враги подослали ему другого, запрятав его в кольцо. Перепуганный папа впал в отчаяние — никакие молитвы не могли преодолеть волшебства. И он придумывал все более страшные наказания чародеям, считая, что все принятые меры ещё недостаточно жестоки для них.
С упорством маньяка он продолжал эту борьбу, прибегая к пыткам, казням и молитвам.
Каорского епископа Уго Герардо, обвиняемого в чародействе, проволокли на железных крючьях по улицам Авиньона, раздирая ему одежду и лицо. А когда человек превратился в грязную тряпку, пропитанную кровью, его бросили на костер, который был разложен напротив папского дворца у подножья скалы, рядом со старинной церковью пресвятой девы Марии, символизирующей у христиан сострадание и всепрощение.
Роджер Бэкон, Раймонд Люллий, Альберт Великий, Данте и многие другие мыслители были объявлены еретиками и чародеями.
Папа, старый и немощный, стоявший на краю могилы, способный лишь ненавидеть, с садистской жестокостью мучил и пытал всех, кого ему удавалось поймать, а затем отправлял на костёр. После сожжения Уго Герардо костры запылали в Марселе, где сжигали последователей святого Франциска — францисканцев за нежелание отказаться от проповеди «святости нищеты» [3].
«Да, этот папа был достойной фигурой, — думал Косса. — Его имя я и должен взять».
И при возведении на святой престол, происходившем в Знаменитом соборе святого Петрония, он принял имя Иоанна XXIII. Он был прав по-своему.
Читать дальше