Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

Здесь следует заметить, что трудно назвать другого современного писателя, у кого была бы такая интенсивность связей с представителями самых разных социальных слоев, начиная от «низших» — до столичного «бомонда» и правителей. И как много говорит уже одна сама оседающая в есинских записях информация о встречах, разговорах с ними. Иногда одно имя становится как бы знаком времени. Вот, например, упоминаемый в дневнике некто М. Я вспоминаю, как в мае 1991 г. мой студент литинститутского семинара, армянин прислал мне из Еревана пакет материалов по Карабаху, предмету горячей распри между Арменией и Азербайджаном. В числе прочего была там и брошюра М. «По дорогам Карабаха», составленная из шести его передач по радиостанции «Свобода». В своей статье «Слепота» (журнал «Наш современник», № 11, 1991) я подробно писал о роли этого юного «народного депутата Моссовета», сеявшего в Карабахе и Армении ненависть к русским солдатам, к России. И вот из «Дневников» Есина я узнаю, что тот юный подстрекальщик в Карабахе — ныне житель подмосковного, под вооруженной охраной с колючей проволокой легендарного (в районе Барвихи и Успенского шоссе) заповедного места — с гнездом сказочных дворцов и усадеб новых хозяев жизни. По богатству, по «образу жизни» этот еще недавний аспирантик-журналист смахивает уже из султанчика.

Все это видится мне, когда я читаю есинские строки об этом персонаже: «Я уже традиционно смотрю на его новую дачу — третью — и по этим крохам представляемой мне действительности изучаю новую жизнь».

У автора — острый взгляд на эти «крохи», весьма характеристичные для времени. Проезжая по «царской дороге» и поселении «Центробанка», он замечает, что эта дорога «выстроена на гробовые деньги стариков и старух». И все в этой «империи» немыслимой роскоши вопит о преступности ее обитателей, воровской, кровавой шайки, спешащей «сладко положить» до неминуемого возмездия.

Кто знает гражданский путь Есина-писателя, не удивится этой социальной чуткости в его «Дневниках». Он не запятнал себя, в отличие от пишущих «демократов» прислужничеством антинародному режиму, в повести «Стоящая в дверях» показал, какая уголовного типа орава «защищала» «Белый дом» от несуществовавшего путча в августе 1991 года, а повесть «Затмение Марса» окроплена кровью невинных жертв разбойной расправы ельцинистов в октябре 1993 года. (И не память ли об этом злодействе вызвала такую необычную для сдержанного на слова Есина дневниковую запись от 7 мая 1993 г.: «Ельцин крестился. Так как он принадлежит дьяволу, то это плохо кончится»).

Как ректор Литературного института Сергей Есин на себе испытал, какие опасности подстерегают честного работника в нынешнем криминальном обществе. Я вспоминаю, как на заседании ученого совета Сергей Николаевич с тревогой сообщил нам о посещении Литинститута группой рэкетиров, потребовавших «делиться» с ними. Из его явно взволнованных слов было видно, что он не надеется на помощь власти и рассчитывает на усиление охраны за счет скудных средств института. Тогда он собирался на другой день лететь в Корею.

И вот, читая его «Дневники», я вижу, как уже в Корее продолжает его та же мысль о рэкетирах. «Отодвинул, усилием воли, от себя московские проблемы. Вины за мной нет, а так — жизнь я прожил красивую и мучительную, пусть убивают».

По возвращении из Кореи Есин пишет заявление в отделение милиции, информируя о происшествии с рэкетирами в Литинституте, и просит принять меры. Прочитав его заявление, офицер милиции сказал: «Классно написано». «Это самый большой в моей жизни комплимент», — замечает автор «Дневников». И в этом — отгадка действенности, драматизма слова, вылившегося без всякой мысли о «форме», «стиле» из самого душевного состояния человека, над которым нависла угроза. И по-моему высший комплимент для писателя — не сопоставление его с писателями типа В.Маканина (что нравится нашему автору), а именно вера читателей в его слово. Это и есть — «классно написано» — и для неискушенного читателя, и для знатока литературы.

Запись от 11 ноября 1998 года: «Наконец-то вышел в свет XI номер «Нового мира». В нем материал В.С. Я не называю его ни рассказом, ни повестью. Думаю, что это нечто большее — жизнь». Я читал «материал» Валентин Ивановой «Болезнь» и был поражен пронзительностью ее исповеди. Тяжелая болезнь стала для нее не только страданием, но и таким постижением жизни, ее тайн, что, казалось бы, неуместен всякий разговор о литературе. Но если уж о ней говорить, то можно сказать, что она, литература, не может просто существовать без таких откровений. Часто встречающаяся в «Дневниках» В.С. — Валентина Сергеевна Иванова — жена Сергея Есина; связанное с нею чувство сопереживания, сострадания вносит в его повествование тот элемент человечности, которого так недостает нынешней литературе. Ведь и та жизнь, которую автор называет красивой, — не может не быть в то же время и мучительной.