– Интересно, как бы он не пошел на фронт? – перебил оратора пожилой член комитета, сидевший спиной к окну.- Была объявлена всеобщая мобилизация, и он не мог не явиться на призывной пункт!
– Все так,- продолжал выступавший,- но вы забываете, что Ефимов носил имя брата, психически ненормального человека, и стоило ему заявить о том, что он недавно из психлечебницы, да еще из псковской, откуда и справок не запросишь,- его освободили бы вообще от службы в армии. С первых дней войны Ефимов попал на Карельский фронт и был тяжело ранен. Однако и в качестве полуинвалида он продолжал служить делу защиты Родины. О том периоде его безупречной службы есть свидетельство в «деле» – рекомендация замполита Петухова.
Затем взяла слово женщина, сидевшая недалеко от меня. Обращаясь прямо ко мне, она спросила;
– Не кажется ли вам, что своим побегом из лагеря вы значительно ухудшили положение остальных заключенных? Там должен был усилиться режим и введены дополнительные строгости ко всем обитателям…
Кто-то заулыбался наивности вопроса, но только я собрался встать и ответить, как Пельше, остановив меня, громко сказал:
– Кто же в подобной ситуации станет раздумывать о режиме? Тут спасалась жизнь! Да и какое там, в рабочем лагере, может быть усиление режима? За побег в данном случае отвечает охрана, а не администрация. Какое может быть наказание сотням неповинных заключенных? В худшем случае их не выведут из зоны на работу. А это для них не наказание, а милость, вроде подарка…
– Я понимаю, что, может быть, не совсем правильно поставила вопрос. Я хотела сказать, что всякий побег ухудшает положение оставшихся заключенных…
– Это не столь существенно,- дополнил кто-то слова Пельше.- Для битых лишний удар не страшен.
Зато на душе у них наверняка радость и даже зависть к удачливому беглецу.
– Кто еще желает выступить?
Поднялся тот же пожилой член комитета.
– Я считаю, что установленный когда-то комитетом перерыв в партийном стаже является своего рода наказанием за его побег из лагеря и обман органов НКВД…
– Это совсем неправильная позиция! – вступился первый оратор.- Пусть за это наказывают судебные органы, если они найдут в этом какую-то вину!
Кто-то, видимо из новых членов комитета, спросил, обращаясь к товарищу Пельше:
– А на каком основании в шестидесятом году аппарат комитета рекомендовал принять такое неумное решение?
Инструктор Иванин взглянул на Пельше. Тот молча кивнул, и Иванин быстро залистал мое распухшее от бумаг «личное дело».
– Это не так,- заговорил он, найдя нужную страницу.- Вот справка, когда-то подготовленная инструктором КПК Ларионовым. В ней было то же предложение, что и сегодня: восстановить без каких-либо ограничений!
– Стало быть, и тогда были расхождения во мнениях? Они-то, видно, и положили начало этому затянувшемуся делу.
Слово попросил один из сидевших на диване.
– Я многое повидал и наслушался в своей жизни, но такое дело слышу впервые. Судьба товарища Ефимова действительно необычна, трудна и, я бы сказал, трагична, и нам следовало бы быть повнимательнее к таким судьбам. Наказан он был жестоко, и вместо извинения перед такими, как он, за совершенные когда-то безобразия мы продолжаем наказание. Не пора ли кончать с подобными явлениями в нашей практике?
В этом же духе выступили еще двое, и наконец Пельше предложил слово представителю Ленинградского обкома.
Тот поднялся, оглядел всех и, вздохнув, сказал:
– Товарищи, я выступаю за изъятие перерыва из партийного стажа товарища Ефимова…
– Вот как славно! – весело и громко воскликнул Пельше.- Представитель обкома, отказавшего Ефимову в его просьбе, выступает против решения обкома!
Эта реплика не смутила Чернявского, а, скорее, вдохновила, так как он почувствовал в тоне и словах председателя не упрек, а одобрение.
– Я говорю это как коммунист и как представитель обкома,- продолжал он.- Сегодня, вернее, вчера я впервые увидел в деле Ефимова документ, который настолько меня поразил, что я не мог не пересмотреть явно ошибочное предложение, поддержанное мной на областной парткомиссии. Этот документ – выписка из протокола пленума Старорусского райкома от двадцать второго августа тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Согласно этой выписке Ефимова обвинял на пленуме сам начальник районного отдела НКВД, у которого уже были доносы на Ефимова. Ефимов же на этом пленуме вместо оправданий и самозащиты выступил с. критикой работы райотдела НКВД, возглавляемого Бельдягиным, обвинил начальника НКВД в разгроме партийной организации района, выступил против его беззаконий и бесчисленных арестов коммунистов…
Читать дальше