Матрёна Распутина - Распутин. Почему? Воспоминания дочери

Она со всех ног бросилась к старосте — моему деду — и выложила все, что видела, и, наверное, о чем представления не имела.

Старосте оставить без последствий такой донос нельзя было никак. По дороге к избе Степановой он зашел за подмогой, для мирского суда нужны были свидетели.

Не спрашивая, естественно, разрешения войти, дед распахнул дверь и увидел вдовушку, развлекавшую гостя самым интимным образом. Дед с товарищами, подстрекаемые жужжанием старухи, вытащили несчастную женщину из постели — бродяга под шумок убежал, — и доставили в дом священника — отца Павла, где и посадили под замок.

Скоро вся деревня собралась у церкви, горячо обсуждая, каким именно способом наказать виновную.

И вот Наталья Петровна, под руки выведенная из дома двумя дюжими мужиками, стоит у церкви, на позоре.

Решать надлежало священнику — отцу Павлу.

Приговор был таким: грешницу раздеть донага и выпороть всей деревней. А потом изгнать из общины.

Привели оседланную лошадь, руки женщины связали веревкой, другой конец которой привязали к седлу. Все собравшиеся, и мужчины и женщины, встали в два ряда. Староста хлопнул лошадь ладонью по крупу. Животное пустилось медленным шагом между рядами сельчан, вооружившихся кольями и плетьми.

Мой отец присутствовал при этом, хоть и не принимал участия в кровавой драме. Его приводило в ужас, что палачами стали друзья-соседи, даже его собственный отец. Я помню его лицо, когда он говорил: «И мой отец!..» Я уже замечала, что между ними не было особой близости. Так вот, этот случай перевернул взгляд сына на отца. Дело не в том, что бьют женщину. В русских деревнях это бывает очень часто и не считается преступным. Кто бьет — вот что поразило отца. Они выстроились, чтобы избить бедную женщину, чьим единственным грехом было то, что ее поймали за тем же, что делали и ее судьи. Чей грех был тяжелее? И кто первым должен ударить, кто без греха?

Жертва потеряла сознание после первых ударов, и в конце концов лошадь потащила впавшую в беспамятство жертву прочь из деревни. Ряды палачей распались.

Прервусь, потому что именно до этого места я слышала историю от отца. (Незадолго до его смерти.) О том, что сталось с Натальей несколько позже, мне, со слов отца же, рассказала Дуня, но спустя время.

Мне было неловко и даже стыдно слушать историю молодой вдовы от отца, ведь эта сторона жизни была от меня тогда совершенно скрыта. И я не понимала, почему вдруг он вспомнил об этом. Какая появилась в этом надобность? Картина, обрисованная рассказчиком, так ярко запечатлелась в моем мозгу, что не шла прочь, хотя я и гнала ее. Она стала кошмаром моих снов.

И вот отец умер. Потоки грязи, выливаемые на него, не только не умерились, но стали еще зловоннее. В какой-то из дней, когда я была доведена почти до отчаяния сплетнями, надо сказать, старательно доносимыми до меня и вообще домашних, в голове у меня абсолютно четко прозвучал голос отца:

— Кто без греха, пусть бросит первый камень.

Я словно очнулась. Пока отец был жив, он, как мог, защищал нас от сплетен, опутавших его всего. Предвидя смерть и зная, что недоброжелатели не оставят его душу в покое, он хотел так предупредить меня и даже утешить. Бедная Наталья прошла сквозь строй, приняла побои и некому оказалось защитить ее, пусть и не безгрешную. Но в чьих руках были плети? Кто судил ее?..

Когда все разошлись, отец пошел по следу, оставленному телом Натальи Петровны, пока не вышел в поле. Он шел на ржание лошади, и в конце концов нашел бесчувственную вдову. Освободив ее, опустился рядом на колени, осмотрел ссадины и синяки. Тело превратилось в кровавое месиво. Отцу удалось унять кровь очень быстро. Под его прикосновениями боль исчезала.

Они оставались в поле до вечера, а после благополучно добрались до какого-то убежища в лесу.

Наталья Петровна, сама еще не вполне поверившая в чудесное избавление, хотела было отблагодарить отца единственным понятным ей способом, но тот уклонился.

Отец приходил к ней каждую ночь всю неделю, приносил еду, и к концу недели женщина почти оправилась.

Тайком она пробралась в свой дом, достала из подпола золотой империал, припасенный на черный день, чтобы сесть на пароход, идущий в Тобольск, — «начинать новую жизнь».

Проводив Наталью Петровну до середины дороги, отец вернулся в деревню. А там играли свадьбу.

Тогда-то отец впервые напился.

Слово за слово, пьяные парни и мужики начали оглядываться вокруг в поисках женщин. Кто-то подсказал, что видел за деревней Наталью Петровну. Решили ее догнать. Кинулись к лошадям. И отец тоже.