Нестор Махно - НА ЧУЖБИНЕ 1923-1934 гг. ЗАПИСКИ И СТАТЬИ

Подлинные эти волинские показания, по книге Кубанина, следующие:

«По поводу злоупотреблений, чинимых контрразведкой армии Махно, - говорит в своем показании следователю ревтрибунала 14-й советской армии Волин, - я ничего не знаю; но ко мне приходили целые вереницы людей с жалобами, что заставляло меня постоянно вмешиваться в дела контрразведки и обращаться к Махно и в контрразведку. Но боевая обстановка и задачи культпросветительной работы мешали мне глубже вникнуть в злоупотребления, по словам жалобщиков, контрразведки. Все же беспрерывные жалобы принудили меня предложить реввоенсовету создать комиссию по выяснению дел, возникающих между населением и контрразведкой. Из-за контрразведки у меня были конфликты с Махно и с тем же Зиньковским. Для меня контрразведка была ужасом, и я делал все зависящее, чтобы прекратить чинимое ею».

Таково (по Кубанину) показание Волина большевистским властям. Несмотря на сходство стиля и выражений в этом «документике» с волинскими, я, лично, сомневаюсь все-таки, что это есть показание Волина. Я знаю Волина и знаю, на что он способен, однако, думаю, что Кубанин занимается фальсификацией в отношении его. Мне почему-то кажется, что Волин не настолько жалок, чтобы мог, попавшись в лапы большевистских властей, сделаться таким подлым субъектом и так подло информировать эти власти о контрразведке, услугами которой он всегда любил пользоваться, будучи в армии махновцев. В сопровождении лучших из контрразведчиков в махновской армии, Волин уехал и ноябре 1919г. из армии на район, где и сдался в плен именно 14 красной армии. Более того, Волин за счет контрразведки армии махновцев завоевал или, по крайней мере, пытался завоевать, у главарей большевистского екатеринославского губнаркома репутацию себе. Ведь это он, Волин, приводил главаря большевистского, некоего

Орлова, ко мне в кабинет и просил вместе с ним меня выдать от имени штаба армии, за моей подписью, Орлову мандат на извлечение большевиками раскрытых в особняке князя У-ва, сбежавшего в стан дениковщины, каких-то ценностей и больших денежных сумм, на идейные нужды большевистского губернского комитета. Этот же самый Волин просил меня вместе с Орловым распорядиться по контрразведывательным отделам армии, чтоб они или приняли участие по извлечению всего этого или же были в курсе дела, что в этом особняке будут работать именно большевики, а не деникинские агенты и чтобы их не заподозрили, вместо деникинских агентов, и не схватили...

Тогда я категорически отказался выдать им, Орлову и Волину, выпрашиваемый у меня мандат за моей подписью, и Орлова отпустил, а Волину сделал соответствующее замечание за его политическую и революционную нетактичность, выразившуюся в его отношениях с Орловым, да еще на почве вымогания у меня мандата, которого я, как глава движения, стоявшего уже определенно в резкой оппозиции к большевистской власти, по многим мотивам не мог выдать.

Это достаточный аргумент для меня, чтобы не верить Кубанину, что приводимое в его книге под именем Волина показание против махновской контрразведки, были подлинно показания Волина.

Но, в то же время, когда я, подходя к этому вопросу, и аргументируя свое сомнение и недоверие к Кубанину, к его сообщению, что «документик» о махновской контрразведке исходит от Волина - в это же время передо мною встают другие аргументы, говорящие совсем другое.

А именно:

Для меня абсолютно доказано, что Волин действительно был арестован и долго возим властями 14 красной армии. Следовательно, не может быть, чтобы он этими властями не был допрошен. Далее. Волин заверил уже здесь, за границей, окружающих его политических детишек в том, что он, Волин, боролся в махновской армии с какими-то «махновскими тюрьмами». Одно из этих «детишек» как-то сболтнуло об этом перед иностранными товарищами в 1927 г., в Интернациональном Комитете Защиты анархистов.

Эти два аргумента говорят мне: какое же я имею право сказать все-таки гр. Кубанину, что он занимается фальсификацией в отношении Волина, в связи с выше приведенным «документиком» о контрразведке? Мы, анархисты-крестьяне, не можем так разбрасываться честью своей революционности. Мы бываем грубы, но мы всегда честны и можем говорить кому бы то ни было, что он лжет, имея неопровержимые данные на это.

На основании всего вышесказанного я окончательных выводов по поводу этого по Кубанину Волинского документа делать не буду. Кубанин, вероятно, постарается мой ответ на его и его партии лживость против махновщины и меня прочитать и, очевидно, сочтет, нужным дать в прессе фотографический снимок почерка, которым писалось это волинское показание.