Нестор Махно - НА ЧУЖБИНЕ 1923-1934 гг. ЗАПИСКИ И СТАТЬИ

Далее. В том же своем позорно-лживом «разъяснении» Волин говорит, что я давно нападаю на него.

«Отвечая Кубанину, Махно, к сожалению, пользуется этим случаем для того, - говорит Волин, - чтобы, между прочим, свести некоторые личные счеты со мной... »

Здесь Волин вновь лжет. В своем ответе Кубанину я и не упомянул бы его имени, если бы в книге Кубанина не было ссылок на Волинское «дело» и «показания»... Но то обстоятельство, что в книге Кубанина авторитету Волинского мнения о контрразведке армии повстанцев махновцев уделено известное внимание, заставило меня остановить на нем и свое и товарищей внимание, что я и сделал в своем ответе Кубанину.

А ниже Волин подчеркивает: «отчуждение между Махно и мною возникло, в значительной степени, благодаря личным чертам характера и умонастроения Махно: недоброжелательному отношению его к интеллигенции и т. д.»...

И здесь Волин, не стыдясь, как подобает людям его типа, лжет. Все годы моей революционной деятельности я ценил и ценю подлинных интеллигентов, особенно в наших анархических рядах. И ненавижу я лишь негодяев из них. А таковых различать я могу. Долгий опыт моей революционной деятельности в самой гуще трудовых масс, куда интеллигенты часто заглядывают, но не всегда и не все из них остаются до конца преданы этим массам в их борьбе, научил меня их понимать и различать...

И не из-за личной неприязни я отвернулся от Волина. Никогда я не делал никаких попыток, чтоб сводить с ним какие-то личные счеты. От известного времени, после встречи с ним здесь за границей, я его просто не считаю товарищем, а это - я думаю - революционера обязывает не иметь никаких счетов с тем, кого не считаешь товарищем... Волин все это отлично знает, и я удивляюсь, как он мог делать в своем разъяснении заметки, утверждающего смысла о существовании каких-то личных счетов у меня с ним. Стоило ему прочесть лишний раз мое письмо к нему от 7-го августа 1926 года и честно, хотя бы с самим собой, поразмыслить, о чем он должен был бы, по-моему, поразмыслить раньше, чем писать ложь о моих попытках свести с ним личные счеты. Это письмо ему подсказало бы, как раз обратное. Но он этого не сделал и потому залез и в этом вопросе в пучину лжи.

Что же касается заключительных Волинских вопросов, то я могу лишь сказать, что большинство их них глупые вопросы. Волину отлично должно быть известно, что, если бы он проявил себя в рядах революционного повстанчества таким, каким он проявил себя здесь на эмиграции, то он ни одного лишнего дня не задержался бы в этом движении. Он был бы выброшен из него, потому что крестьянско-анархический авангард в повстанчестве лукаво-лживых людей не только что ненавидел, но и преследовал их. Особенно преследовал бы этот авангард Волина, который им был освобожден из-под ареста в августе м. 1919 г. и добровольно остался в повстанческом движении, помогая ему кое в чем, кстати, отметить, около 4-х месяцев, а не погода, как это он, Волин, сознательно ложно подчеркнул на 1-й же странице своего «разъяснения».

Касательно же вопроса: «Зачем было пользоваться всей той работой, которую я, - выкрикивает Волин, - ценой больших усилий и жертв, проделал, в бытность мою уже в Берлине, чтобы вырвать его (т. е. меня) из Данцигской мышеловки? - я должен сказать многое. Во-первых, мне вопрос этот кое-что говорит о жертвенности Волина совсем не в его пользу, как бы он этой жертвенностью не прикрывался. Во-вторых, он помогает мне точно установить и здесь, в этой жертвенности, которою он козыряет, плутни Волина.

Итак, в чем заключались усилия и жертвы Волина, во время устройства мне побега товарищами, проживавшими в Данциге, из данцигской городской больницы, а, спустя 40 дней и из самого Данцига?

Усилия и «жертвы» Волина заключались, во-первых, в переписке и пересылке денег, которые ему направлялись организациями и Александром Беркманом, и, во-вторых, в обещаниях, которые он обыкновенно не выполнял...

Побег был устроен без ведома Волина. Когда тов. из Данцига написали Волину, что я уже на воле, необходимо ускорить обещанный документ для меня, то Волин ответил им, что они форсировали побег мой, нужно было бы обождать еще. А для чего? Никто из нас не мог понять его безответственной болтовни.

Когда же товарищи ему, Волину, написали, что положение мое на нанятых нелегальных квартирах таково, что медлить с вызовом меня из Данцига нельзя, меня могут схватить и препроводить в какую-нибудь крепость, откуда вырваться не представляется никакой возможности, и вы, - заметили товарищи Волину, - постарайтесь больше делать, чем обещать, в направлении того, чтобы помочь Нестору выбраться из Данцига... На это Волин сразу же прислал им письмо, что он отказывается от этого дела. Товарищи с этим письмом прибежали ко мне сердитые и взволнованные. Это заставило меня написать Волину ответ на его письмо.