Натан Эйдельман - Последний летописец

Было бы очень легкомысленным просто отмахнуться от „художественного“ метода в истории, как связанного с выдумкой, домыслом; не попытавшись разобраться, как же при этом достигались существенные результаты при воссоздании ушедших веков? К тому же ряд знаменитых исследователей XIX–XX веков, отрицая старинный субъективизм во имя высшей объективности, практически в своей работе ведь все равно пользуются художественно-обобщающими характеристиками.

Итак, образ историка-художника принадлежит не только прошлому; совпадение позиции Карамзина и некоторых новейших концепций о сущности исторического познания — это говорит само за себя!

Такова, полагаем, первая черта „злободневности“ карамзинских трудов.

А во-вторых, еще и еще раз отметим тот замечательный вклад в русскую культуру, который именуется личностью Карамзина.

Всякая личность — вклад в культуру, положительный или отрицательный, узкий или широкий.

Личность же писателя, художника, ученого, общественного деятеля имеет особые возможности для тысячекратного „самовоспроизведения“ — в книгах, произведениях искусства, открытиях, политических действиях…

Карамзин — высоконравственная, привлекательная личность, которая на многих влияла прямым примером, дружбою; но куда на большее число — присутствием этой личности в стихах, повестях, статьях и особенно в Истории.

Пушкинское „ Подвиг честного человека “ — это ведь моральная оценка крупного, многолетнего, научного труда. За строкою великого поэта-историка мысль о сверхчеловеческой трудности, подвиге — писать Историю, себе не изменить, не подладиться к сильным лицам или, наоборот, к молве, моде, „крылатой новизне“…

Решимся сказать, что это был и подвиг свободного человека: Карамзин ведь был одним из самых внутренне свободных людей своей эпохи, а среди друзей, приятелей его множество прекрасных, лучших людей; спокойно, никогда не споря с критиками, Карамзин свободно разговаривал и с царями и с декабристами, никого и ничего не боясь. Писал, что думал, рисовал исторические характеры на основе огромного, нового материала; сумел открыть древнюю Россию, как Америку Колумб, сообщить о своем открытии максимально возможному числу людей и притом — сохранить достоинство Истории, достоинство Историка. „ Карамзин есть наш первый историк и последний летописец “. Его любили, оспаривали, читали, бранили, учились… Интерес общественный, народный — тоже культурный фактор, который как бы присоединяется к творению и, включаясь в его ткань, тоже светит потомкам.

Никуда не деться: открывая карамзинские главы о Мономахе, Батые, Куликовом попе, опричных казнях, избрании Годунова, самозванцах, сибирских казаках, мы уже не можем никак отвлечься от при сем присутствующих первых читателей: от батюшковского „ такой прозы никогда и нигде не слыхал “, от рылеевского „ Ну, Грозный! Ну, Карамзин! “, от пушкинского посвящения на титульном листе „Бориса“…

Энергия их души и мысли будто запечатлелась между строками двенадцатитомника, и оттого это памятник целой эпохи, нескольких культурных поколений — одна из ярчайших форм соединения времен: IX–XVII веков Истории, XVIII–XIX веков Историка, XIX–XX веков Читателя.

„ И поклон всему миру, не холодный,

с движением руки навстречу потомству,

ласковому или спесивому, как ему угодно… “

Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей:

— фонд 178 (А. А. Краевского),

— фонд 286 (В. А. Жуковского),

— фонд 588 (погодинские автографы),

— фонд 603 (С. Д. Полторацкого).

Центральный Государственный архив литературы и искусства:

— фонд 195 (Вяземских),

— фонд 198 (В. А. Жуковского),

— фонд 248 (Н. М. Карамзина).

Центральный Государственный архив Октябрьской революции, высших органов государственной власти и государственного управления СССР:

— фонд 728 (рукописное собрание Зимнего дворца).

Центральный Государственный исторический архив СССР:

— фонд 951 (Н. М. Карамзина).

Энгельс Ф. Анти-Дюринг. — Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд., т. 20. М., 1961.

Архив братьев Тургеневых. Вып. 1–3, 5–6. Спб.; Пг, 1911–1921.