Василий Филиппов: Юлиус Фучик

Радостно напевая популярную веселую песенку «Подарила мне девушка золотое колечко», Карел стрелой промчался под аркой моста и, притормозив у завода Рингхофера, громко крикнул идущим к проходной его товарищам:

— Сегодня не приду! У меня сын!

Стоявший неподалеку полицейский с одобрением кивнул петушиным хохолком на каске и приветливо улыбнулся, давая понять, что он тоже рад этому известию.

— А вы хорошенько посмотрели? — спросил он тоном, каким привык спрашивать: «А у вас есть свидетели?», и заулыбался, довольный своей остротой. Карел оцепенел… Его словно окатили холодной водой. И действительно, он еще толком не знает, сын ли. Поверил акушерке! А вдруг та ошиблась и сказала неправду? Он стремительно понесся обратно по улицам, которые только что были свидетелями его ликования, взбежал по лестнице, ворвался в комнату и успокоился только тогда, когда ребенка распеленали.

— Да сын, сын, — улыбалась бабушка, — но раз уж ты вернулся, давайте вместе подумаем, как его назовем. Сегодня 23 февраля — день святой Романы и Сватоплука. Вчера был день Петра, а завтра — день Матиаша.

— Никаких святых! — отрезал Карел. — Сына назовем Юлиусом в честь моего брата.

Спорить с ним было бесполезно: характер у Карела крутой и своенравный, и лучше его не доводить до гнева…

Больше всего маленький Юлек любил руки отца: крупные, широкие, узловатые от расширенных вен, твердые от мозолей. Когда эти руки ложились на его кудрявую голову и ласково ворошили волосы, мальчик замирал от счастья и старался незаметно прижаться, прильнуть к отцу. Ведь такое случается нечасто. Открытое проявление нежности не к лицу мужчине, считал Карел. Его, человека, как говорится, с душой нараспашку, жизнь научила скрывать свои чувства. Глядя на него, Юлек понимал, что значит мужчина. Отец возьмет тиски, зажмет в них ключ и выпилит в нем бороздку. У него есть всевозможные клещи, разводные ключи и множество шурупов, гаек, проволоки. Он повелевает огнем и металлом, умеет открыть любой замок, вообще разбирается во всем. Всякую работу он выполнял быстро и сноровисто. Головки шурупов или коленчатые валы выходили с его токарного станка без малейшего изъяна.

В течение нескольких лет Карел принимал участие в любительских хоровых ансамблях «Гавличек» и «Добровский», выступавших по праздникам с концертами для сбора пожертвований для бедняков. У него был звучный и приятный бас.

— С таким басом и такой внешностью, — говорили товарищи, — прямая дорога на подмостки настоящего театра.

В 1900 году его пригласили участвовать в бесплатных выступлениях в смиховском «Театре Шванды» и в «Арене», а через некоторое время он получил постоянное место в труппах этих театров. Несколько лет молодой рабочий-певец совмещал два занятия: днем — на заводе, вечером — на спектакле или репетиции.

Для Юлека мать — поверенная его детских радостей и горестей. Она — дочь сапожника из Бенешова, выросла в семье книголюбов и отыскивала для Юлека, Юлы, как его называли, такие слова, которые раньше никогда не произносила, научила его в пять лет читать и писать. Никто никогда не слышал от нее даже резкого слова.

В доме не знали праздности. Мария научилась швейному делу, и не раз, увидев сшитые ею платья для дочерей, знакомые спрашивали:

— Это что, из Парижа?

Чтобы Карел мог спокойно петь в театре, она собиралась открыть мастерскую, брать заказы у важных смиховских дам. Но муж запротестовал, он и слушать об этом не хотел. Что будут говорить люди? Что он, не в состоянии прокормить семью? В этом отношении Карел был щепетилен.

Мария была очень красива. За ней долго ухаживал один аристократ, и ее родителям не так-то просто было расстаться с мыслью, что свое заманчивое блестящее будущее их дочь предпочла роли жены «простого рабочего». Но дочь заупрямилась, и целых три года настаивала на своем.

Молодожены жили дружно, счастливо. Но наступило время, когда Юлек должен был сказать первое слово…Однако он молчал. Он живо, с интересом воспринимал окружающее, казалось, понимал родителей, но, как ни странно, все еще не произносил ни слова. Он издавал какие-то звуки, но никто не мог понять этот лепет. Страх в доме рос с каждым днем.

— Почему, почему же он молчит? — в который уже раз задавали в беспокойстве родители вопрос. Не помогали советы дедушек и бабушек, соседей и знакомых, не помогали доморощенные средства — тряпочки, смоченные в воде и уксусе, другие рецепты народной медицины. Кто-то из знакомых присоветовал сажать ребенка в кучу нагретого солнцем песка.