Больше всего меня раздражало требование посещать церковь по воскресеньям.
— Ты должен выбрать какую–нибудь церковь и посещать ее регулярно, — заявили преподаватели. Конечно, это требовалось для статистики посещаемости.
— Не могу, — отвечал я. — Если я стану посещать только иудейское богослужение, отец будет взбешен, а если одни протестантские собрания, мама придет в ярость.
Конечно, это никому не нравилось, но что они могли поделать? Я поочередно ходил то на иудейское, то на протестантское богослужение. Однажды в воскресенье я посетил католическую церковь, но мне не понравилось, что священник курил сигареты во время богослужения, поэтому я больше не ходил туда.
У меня было весьма нелестное представление о Боге. На католических и протестантских собраниях говорили, в сущности, следующее: если ты хороший, то попадешь на небо, а если плохой, тогда берегись: у Бога есть комната пыток под названием «ад», где ты будешь вечно жариться и покрываться волдырями в кипящей сере. Мне казалось несправедливым, что Создатель будет наказывать сотворенные Им существа всю вечность за грехи, совершенные лишь в течение короткой жизни. Бог казался мне очень жестоким, и я не понимал, как Его можно любить, поэтому потом очень обрадовался, когда узнал, что такое представление об аде не имеет библейского основания.
То лето мы с Фальконом провели в лагере на Карибских островах — плавали под водой с аквалангом, катались на водных лыжах и делали все то, чем обычно занимаются дети в лагерях. Меня укусил ядовитый паук, и это чуть было не стоило мне ноги (в ней началось воспаление), а затем я попытался украсть парусную лодку и сбежать на необитаемый остров. В остальном это было обычное лето. Но даже наслаждаясь такой свободой, я с нетерпением ждал начала нового учебного года в военном училище.
Наступивший год мало чем походил на предыдущий. В первые недели учебы я стал ротным писарем и получил звание сержанта. У каждой роты было всего по одному писарю, и меня просто распирало от гордости, когда я смотрел на новенькие нашивки на своей форме. Теперь я сам отдавал приказы другим кадетам, а не исполнял их. Я печатал отчеты, доставлял бумаги и лекарства и выполнял разные другие поручения. Эта работа как будто создана была, чтобы привести в порядок мой свободный дух. Теперь я имел законное основание для опозданий и мог ходить где угодно и когда угодно. Но лучше всего было то, что я хорошо себя чувствовал и хорошо делал свою работу.
Родители были трудоголиками, и, подобно им, я старался быть лучше других. Наша комната раз за разом получала первое место за чистоту, и, кроме того, я завоевал медали во многих видах спорта, включая борьбу, футбол и плавание. Оценки быстро улучшались. Впервые в жизни у меня была хорошая успеваемость, и все мои усилия приносили плоды. Мне немало польстила просьба учителей научить других учеников чистить до блеска обувь и пряжки на ремнях. Этот год навсегда остался в моей памяти как один из самых счастливых за весь период учебы. Думаю, что вырос бы разгильдяем, не побывай я в училище.
Но поскольку мы учились в школе для мальчиков, то много думали о девочках. Фактически даже ребята восьми–девяти лет почти ни о чем другом не разговаривали. Уверен, что на самом деле они интересовались ими не так сильно, как притворялись, но им казалось, что так они выглядят настоящими мужчинами.
Вслед за ними и я решил, что девочки для меня — самое главное, но во всем студенческом городке не было ни одной. «Что ж, — решил я, — тогда больше не буду ходить в эту школу. В следующем году пойду туда, где есть девочки!»
Лето было замечательным: я нырял с аквалангом, катался на водных лыжах и бегал за девчонками. Но в конце августа пришлось возвратиться в Нью–Йорк — мама нашла для меня частную школу под названием «Бентли», где почти все дети были евреями.
Любого парня, который учился в военной школе, девочки считали шикарным. И вот появляюсь я — образцовый кадет, загорелый, уверенный в себе, со спортивной фигурой. Ребята уважали меня за умение драться, но я так жаждал любви и признания, что сразу завел плохие привычки. Сперва начал каждый день красть у мамы по одной сигарете, чтобы можно было вместе с другими ребятами курить перед школой. Потом стал брать по две сигареты в день, чтобы покурить еще и по дороге домой из школы, а вскоре принялся воровать деньги, чтобы покупать сигареты самому.
Я делал все, к чему толкали друзья. Чем безумнее были мои поступки, тем больше на меня обращали внимание. Однажды в Майами я даже прыгнул с моста в залив. Ребята дали мне прозвище — «дикарь». Оценки становились все хуже, в конце концов я полностью утратил контроль над собой и почувствовал себя глубоко несчастным.
Читать дальше