Татьяна Алексеева-Бескина - Правда фронтового разведчика

Несколько вопросов, естественно, на немецком, о родителях, о месте рождения, о самых простых бытовых вещах.

Потом попросила почитать, перевести газету. Взял в руки, впервые держал в руках настоящую живую немецкую фашистскую газету!

— Если нужен словарь, берите.

Из гордости отказался, хотя некоторых слов так и не понял. Дала листок бумаги:

— Напишите все, что перевели, что поняли. Запишите по-немецки.

Потом протянула ему какую-то немецкую книгу, военную.

Тут застопорило, потребовался словарь, да и сама она, как понял Игорь, не очень-то была сильна в военной терминологии.

Борис Иосифович молча наблюдал все это, не вмешивался, как бы отсутствуя. Но Игорь чувствовал его внимание, и не только к тому, как он переводит. К нему присматривались. То, что командир полка знает не только английский, стало ясно, когда он внес маленькие поправочки раз-другой в перевод военных терминов, в какие-то речевые обороты.

Наконец, лейтенант Тимофеева, как оказалось дальше, Людмила Петровна, доложила Болтаксу: есть знания, навыки в немецком, преимущественно в литературном языке, в бытовом, но военной, а тем более солдатской жаргонной терминологией практически не владеет.

Взаимопонимание было установлено, вырисовывалось что-то новое. Командир полка объяснил, что лейтенант Тимофеева — единственный переводчик в полку и что она скоро убывает: готовится стать матерью. В полку, как сказал Болтакс, двенадцать командиров минометных взводов, хватит и одиннадцати, а без переводчика полку не обойтись. Из знающих язык есть пока один Игорь, то бишь младший лейтенант Бескин, а посему — какие могут быть вопросы? Приказал кадровику Сурженко подготовить приказ о перемещении Бескина на должность военного переводчика второго разряда после убытия лейтенанта Тимофеевой. И тут же послали за начальником разведки полка капитаном Жилой, которого с трудом добудились — ночью лазили за «языком», объявили ему приказ. Распорядились сдать минометный взвод и поступить в распоряжение лейтенанта Тимофеевой. Начиналась новая полоса жизни на фронте.

Фронтовыми разведчиками не рождаются, их надо учить. Новое начальство, в общем-то девчонка, приказала: в 18.00 явиться на командный пункт полка в маскхалате, с автоматом, в валенках, с гранатами и фляжкой.

— Послушаем, что говорят немцы, — улыбнувшись, определила она задачу.

Если идем говорить с пленными немцами, то зачем автомат, гранаты — недоумевал Игорь. Явился, как было приказано. Она — в таком же снаряжении. И пошли. Но не в тыл, а к переднему краю. Спрашивать было неудобно. От штаба полка это полтора-два километра. Пришли к переднему краю, предупредили солдат и командира на этом участке, что выходят за передний. Хлебнули из фляжек по глотку и — дальше, теперь уже пригибаясь. Через сотню метров поползли.

Стало совсем темно, часов восемь вечера, но видно, что ползут они по ложбинке, где проторено что-то вроде тропы: очевидно, тут уже не раз разведчики выходиливходили. Глядя на ползущую впереди женщину, Игорь, испытывал простой человеческий страх, было жутко от неопределенности, и вдруг позарез захотелось по малым делам — то ли от мороза, то ли от страха, то ли от внутренней паники. Передний край остался позади.

Стараясь подавить страх чем-либо посторонним, вдруг вспомнил, как в 1935 году в «Артеке», в пионерлагере, во время военных игр всегда был разведчиком, и никем другим. Разведка на фронте, а не по приключенческим книгам — много прозаичнее и рискованнее, жестче, страшнее. А ведь детей натаскивали. Вот и судьба распорядилась не спрашивая — «в разведку!».

Лейтенант тихо предупредила — впереди еще наше боевое охранение. Выползли на них, объяснили, что идут на подслушивание. Впереди начинался густой кустарник.

— Постарайтесь не задевать ветки: стряхнете снeг, сразу увидят, что тут кто-то прошел, — говорила шепотом, только когда случалась очередь пулемета или дальняя стрельба.

Проползли еще метров полтораста. Женщина двигалась бесшумно, уверенно, деловито. Ее спокойствие подействовало, мандраж прошел. Уж если женщина ведет себя так, как будто топает на полковую кухню, то ему, мужику, — дрожать не пристало. Доползли — в кустах лежка, устланная лапником — гнездо, видимо, используется давненько. До немецких траншей метров 20–30. В морозном воздухе временами полная тишина. Под аккомпанемент пулеметной очереди:

— А теперь слушайте, запоминайте, потом расскажете…