А.М.: Димка

— Пузырьки... Как в баночке...

— Какой баночке?

— Когда дуешь в палочку, пузырьки...

— Нравится?

— Да.

Губка впитывает душистое мыло до пены. И вот я намыливаю Димку. Ему приятно: теплая вода с мыльной пеной; он даже покрывается пупырчатыми мурашками от удовольствия (я пустил горячую воду тоненькой струей). У детей очень нежная кожа: мягкая и гладкая. Губка нежно скользит по его телу. Тонкие струйки воды стекают по животу. Маленький смешной мальчик с большими серыми глазами. Боже, как же я его люблю, прости мне мою любовь. Чуть торчащие лопатки, худенькая, точеная фигурка. Стройные ноги, на которых чуть заметный пушок.

— Артем...

— А?

— Ты с нами останешься?

Я молчу. Молчит молчун, нечего сказать молчуну. Я знаю, что в сентябре мне уезжать: потому что работа, потому что много дел и друзей, оставленных по другую сторону границы. Потому что очень много «потому». Но как сказать об этом маленькому мальчику?

— Пока нет. Пока не уезжаю...

— Останься.

— Дима, положи голову...

Я кладу его на спину и намыливаю ему волосы: так, чтобы шампунь не попал в глаза. Он лежит недоверчиво, зажмурившись, и боится, что я отпущу руку. Тихий плеск воды из-под крана, запах шампуня и детского тела. Он такой красивый с закрытыми глазами, весь в мыльной пене, чуть дрожащий от моих прикосновений. В такие моменты сердце бьется очень быстро и в ушах начинает звенеть.

Нам не нужно говорить, чтобы чувствовать друг друга. Это происходит само собой. Может быть, так устроен мир, что есть совместимое что-то. Объединяющее. Объединяющее до такой степени, что человек становится родным. Твоей плотью и кровью. И немыслимо, как же дальше... и стараешься не думать о том, что будет в этом самом «дальше».

— Артем. Ты меня любишь?

Он останавливается и смотрит на меня непонятным взглядом. Я смотрю на него. Он настойчив. Он ждет ответа.

— Люблю – Я пытаюсь ему улыбнуться. В голове тысячи кусочков разлетаются в разные стороны.

— Я тебя тоже. – Он шепчет очень тихо. Мне чуть слышно. Ветер шумит гораздо громче. Куда как громче.

Утром. За окном солнце разрывает лучами тьму. Серый воздух и холодно. Пахнет землей и клубникой. Тетя Оля видимо постирала белье: на черной веревке качается простыня.

Дима лежит на соседней кровати без трусов. Я не пойму, кто снял с него трусы. Наверное, Юля или тетя Оля. Под Димой постелена оранжевая клеенка. Он лежит без трусов на холодной клеенке. Встаю с кровати и беру его на руки. Перетаскиваю в свою постель, под теплое одеяло. Он спит крепко, только чуть изменилось дыхание.

Выхожу на кухню. Тетя Оля принесла парное молоко и пьет чай.

— Теть Оль. Почему Димка без трусов?

— Что?

— Почему он без трусов?

— Тема. Он ночью писает в постель. На него трусов не напасешься.

— Но зачем одеяло убирать? Он же замерз. Ночью же холодно!

— Тем, ты не с той ноги встал?

— Теть Оль. Дети могут писаться и от холода. И будить ночью не стоит. Пусть спит. Вы что совсем с ума посходили?

— Ну да. Ты же у нас самый умный.

— Если такое еще повторится, я его заберу с собой.

— Ну-ну-ну, так тебе Юлька его и отдаст.

Я молчу. Я знаю. Юля не отдаст. Никогда. Это ее мальчик, ее ребенок. Не мой, Дима ее. Она ради него будет даже жить с тетей Олей. Лишь бы было молоко и мясо. Она все стерпит. Терпеливая Юлька. Но со мной она не будет никогда. Никогда.

— А где Юля?

— Еще не приходила с ночного.

— Я куплю вам новое одеяло и новые простыни. Десять штук. Сегодня же поеду в центр и куплю. Может вам еще и памперсы купить, чтобы вы его не будили по ночам?

— Ты чего Тема? У меня, что простынь нет? Ты за кого меня держишь!

— Не кричи теть Оль. Димку разбудишь. Я сказал, что куплю, значит куплю. И книжку заодно про энурез.

Я наливаю себе молока в кружку. Рыжий котенок на подоконнике смотрит мне в глаза. Молоко холодное, просто ледяное. Зубы начинают болеть.

— А ты как, в России собираешься оставаться?

— Хотелось бы. Но не от меня зависит.

— Ты бы побыстрее. Кто его знает, что там у вас еще будет. Кстати, Генка звонил недавно.

— Чего хотел?

— Да что-то вы там с ним договорились. Он тебя вчера целый день ждал.

— А, ну да. Совсем забыл, теть Оль.

— Ты это... Тема... На меня не обижайся.

— Да я не обижаюсь теть Оль.

Я возвращаюсь к Диме. Он спит, поджав кулачок под щеку. Ложусь рядом с ним. Смотрю на часы: 05:18. Еще можно поспать три часа. Обнимаю его рукой. Его писюнчик холодный как лед. И такие же холодные ноги. Он открывает глаза от моих прикосновений.