Иза Высоцкая - Короткое счастье на всю жизнь

Меня приручили. Я стала ждать. Как, когда это произошло — не знаю, но мальчик, совсем ненужный, о чем ему неоднократно и говорилось, вдруг стал необходимым.

Чудесным образом менялся мир. Неприветливая Москва радостно распахнула улицы, а Москва-река, узенькая, серенькая, обрела тысячи оттенков и плескалась, как ласковый привет от Волги. Встречные люди улыбались. Грозная Шестая симфония Чайковского, так часто приходившая ко мне, уступила место нежнейшим вальсам. И однажды я сказала Володе, что он прекрасен.

На Петровке напротив Эрмитажа, нырнув во двор, попадали в царство Володиного школьного друга Акимыча. Родители Володи Акимова умерли, квартиру уплотнили, и теперь он был хозяином одной большущей комнаты, где прежняя жизнь с черной отцовской буркой и саблей на стене, диваном с высокой спинкой лимонного дерева и пружинами, рвущимися наружу, остатками таинственных бокалов, черных статуэток и большим абажуром принимала жизнь новую, мечтающую и дерзающую, ничего пока не имеющую. И, дразня вечной тайной, смотрел на нас провалами глазниц череп с сигаретой в зубах, превращающий простую комнату в пиратский приют.

Я люблю эту фотографию, потому что ее любил Володя. Москва. 1956 год.

Здесь собирались мальчики, в основном одноклассники — Аркаша Свидерский, Гарик Кахановский, Володя Малюкин, Яша Безродный. И те, чьи имена потерялись в моей памяти. Девочек не было. Акимыч всерьез увлекался живописью; пахло красками, и рождались желто-синие пейзажи. Кто-то что-то писал, кто-то сочинял музыку, и всё горячо обсуждалось. Плыл сигаретный дым, бутылки водки хватало на всю ночь всей компании, нехитрая закуска из ближайшего овощного (икра «заморская баклажанная», морковь маринованная) — и разговоры до рассвета. Их мужские проблемы не очень занимали меня. Вкрадчиво возникала мелодия сонного адажио, и тогда укладывали меня на диван и укрывали жесткой, пахнущей дымом и шерстью буркой. И переходили на шепот. Блаженно было засыпать в этом теплом мире заботы и надежности.

Толпой ходили в Эрмитаж и засиживались там на длинной терраске, мечтая и дурачась, с крошечным графинчиком коньяка для солидности и куражу. Когда на графинчик не хватало, а хватало только на рюмочку, шли в тир, и рюмочка доставалась победителю. Володя очень гордился такими победами — зоркостью глаза и твердостью руки.

Пробивались на все недоступные фильмы. В кино мы с Володей чаще ходили вдвоем. Он был замечательным добытчиком билетов и пропусков. Бесстрашно заглядывал к администратору, говорил ему что-то такое, что немедленно превращалось в контрамарку. Только однажды он потерпел поражение, когда представился сыном директора цирка и услышал в ответ: «Это что-то новенькое. До сих пор у него была только дочь». И тогда Володя сказал еще что-то такое, отчего администратор долго смеялся и пропустил нас.

Был и ресторан «Савой». Роскошный, с зеркальным потолком, золотой вязью по стенам и фонтаном, где плавали живые чудные рыбы. И тихая музыка. Мы были втроем. Володя, Гарик и я. Гарика уважали особо. У него был настоящий роман с соседкой Акимыча черноволосой глазастой Зиной. Она была намного старше нас, и это делало Гарика очень значительным в наших глазах.

В зеркально золотом царстве множится наша юность. Танцую с Гариком. С Володей не получается. Мы деревенели от публичной близости. Володя не отпускает нас взглядом, и от этого нам так озорно смеется и так упоительно танцуется.

В разгар ресторанного счастья я увидела, как из бассейна тащат в совке трепещущую рыбу. Куда? Зачем? — «На кухню, жарить. Хочешь, закажем и тебе?» Горю моему не было предела. Златокудрой Аленушкой рыдала я у фонтана, а меня уговаривали, как совсем маленькую, чужие мужчины в черно-белом. Я рыдала до тех пор, пока Володя не договорился с метрдотелем и не купил мне рыбку с условием, что ее никогда никто не съест. Я выбрала самую маленькую, самую худенькую, надеясь, что она еще ребенок и будет жить долго.

Мы уехали на такси, гулять так гулять. Почти у Володиного дома я ужаснулась мысли, что коварные, жуткие злодеи мою рыбку съели. Помчались назад. Я влетела в «Савой», как разгневанный дух. Там было очаровательно спокойно; лениво ели, томно танцевали, пахло духами и вкусным, и моя тощая рыбка была тут как тут. Черно-белый человек подтвердил, что это точно моя рыбка, что она прекрасно себя чувствует, и пригласил меня навещать ее почаще.