Через мгновение я вновь перенесся к реальному настоящему. Прошлого не воскресить, а будущее, казалось, никогда не обещало столько жизни и неизвестных событий. Я прошептал короткую молитву, призывая на себя благословение Провидения. В это время раздался странный, как вся окружавшая меня природа, радостный клич наших японских резервистов. Эти люди были призваны из Гонконга, и им было суждено идти через льды и снега, огонь и кровь во имя преданности императору и любви к родине. Они приветствовали своим кличем конец своего первого переезда.
Мне хотелось бы знать, дана ли человеческой душе способность путем настойчивого и спокойного стремления к чему-либо видоизменять обстоятельства в свою пользу? Не потому ли дела, достигаемые ожесточенной борьбой в конце концов оказываются нестоящими потраченных на их выполнение усилий, а между тем на них уходит лучшая пора жизни. Я употребил всевозможные усилия и средства, чтобы получить разрешение поехать в Японию. Но когда я бросил все мои хлопоты и уверил самого себя, что я должен приехать туда вовремя, все препятствия пали сами собой. Я более не придерживаюсь жизненной теории, развиваемой Диком Виттингтоном (Dick Whittington) [2] Дик Виттингтон еще ребенком, умирая с голоду, решил уйти из Лондона, чтобы попытать счастья в другом месте. Отдыхая по дороге, он услышал звон лондонских колоколов, которые, казалось, говорили ему: Возвратись назад, Виттингтон, трижды лорд-мэр Лондона. Он вернулся обратно и действительно был впоследствии три раза лорд-мэром Лондона. Нужно полагать, что под словами автора теория его жизни следует понимать то правило, что если наметить себе цель в жизни и стремиться к ее достижению, то цель эта будет непременно достигнута. Прим. пер.
с его фатализмом, я думаю, что следует скорее заботиться о сохранении бодрого тела и духа, делать свое дело и предоставлять остальное судьбе.
В то время, когда потухавший пожар Бурской войны превращал в пепел накопившуюся за столетие политическую рознь [3] Автор подразумевает военное министерство и происшедшие в нем преобразования после Бурской войны. Прим. пер.
, я прибегнул к помощи всех моих друзей, чтобы получить разрешение отправиться домой по заключении мира из Южной Африки через Японию, Корею, Маньчжурию и Россию. Таким образом я получил бы возможность познакомиться не только с действующими лицами надвигающейся мировой драмы, но и с самим театром. Моя просьба была уважена военным министром и главнокомандующим. Я мобилизовал мое имущество, но за три дня до моего отъезда генерал Китченер уведомил меня, что он находит более соответственным, чтобы я сопровождал его домой. Воле генерала нельзя было противоречить, и, таким образом, одного только высказанного им желания было достаточно, чтобы разрушить мои японские волшебные замки. Наконец в настоящее время, когда все мои усилия приобрести опыт стали приносить плоды, ветер изменил свое неблагоприятное направление. Кто мог бы предсказать, что вихрь, пронесшийся над улицей Пэль-Мэль и выметший весь сор из одного находящегося там почтенного учреждения, превратится в тихий ветерок, доставивший меня на эти счастливые острова; из военного министерства — прямо в реальную действительность войны; из лондонского тумана — к Фуджи и ко всему тому, что отныне связано в представлении военного с этим именем!
Теперь полночь. Ничто в моей роскошной английской комнате с пылающим камином и внутренними занавесями не напоминает мне, что я нахожусь в Японии. Только этот мой дневник, начатый против моего обыкновения, служит мне тому доказательством. Итак, ко сну и пусть мне снится Фуджи! Бледный Фуджи, превращенный в действительность темно-красными лучами восходящего солнца. Символ, предзнаменование, посланное с неба и запечатленное в горе, оно предвещало потоки крови прежде, чем солнце успеет достигнуть своего зенита.
Токио, 1 апреля н. с. 1904 г. Я не вполне уверен, кто сжег свои корабли Вильгельм ли Завоеватель или же Юлий Цезарь? Как бы то ни было, но сегодня, в день принятого мною смелого решения, я тоже как бы сжег весь свой флот. Мне остается только надеяться, что будущее оправдает мой поступок так же, как и действия того победоносного героя, имя которого так плохо удержалось в моей памяти. Возвращаюсь от ненадежных исторических примеров в область повседневной жизни. Сегодня я отправил мои письма и чувствовал при этом себя точно так же, как 1 октября 1899 г., когда мной была послана из Питермарицбурга целая кипа пустых предостережений. Я далек от мысли приписывать себе дар Кассандры, но должен признать, что мой образ мыслей был несколько смел.
Читать дальше