Павел Ольховский - Последняя гимназия

Впрочем, так рассуждал только один Цыган, самый умный и дальновидный из всех «особенных». Остальные просто злорадствовали и радовались, что Викниксору, их заклятому врагу и мучителю, придется плохо…

— Молодец Богородица, — говорили они. — Даром, что халдей, а сообразил… Здорово придумал.

Гужбан, колотя себя в грудь, убежденно прорицал:

— Теперь Вите гибель. Амба!.. Вите теперь не жить, верьте слову, братишки.

Братишки верили. Всем почему-то представлялось, что «это» должно произойти сейчас, здесь, у этих дверей; здесь посрамится Викниксор, здесь выйдет Богородица, и здесь они увидят всё, увидят редкое представление, увидят чудо…

И увидели.

Неожиданно у музея появился Викниксор.

Он распахнул дверь, взглянул на Богородицу и потом сказал:

— Вон!.. Сию же минуту вон отсюда!

Викниксор стоял в дверях, заняв полпрохода и вытянув вперёд руку.

У отставного халдея была лишь одна мысль: выскочить как можно быстрее в дверь, ставшую такой узенькой, — выскочить, чтобы эта вытянутая рука не опустилась ему на голову.

— Во-он! — затопал Викниксор, и Богородица стремительно вылетел из музея.

Он бежал не оглядываясь, путаясь ногами в пальто, промелькнул мимо «особенных» и скрылся.

А сзади, тяжело ступая, шёл Викниксор, и летели клочья разрываемого им «доноса».

Юнкомцы хохотали до слёз, смотря из дверей музея, как гонят по коридору халдея и выпроваживают на улицу. Но смех стал стихать; на лицах ребят появилось недоумение, потом испуг, страх, и дверь захлопнулась…

К музею шли «особенные». Их возмутило не то, что юнкомцы обманули Богородицу, — тот был халдей, и по отношению к нему, следовательно, всё допустимо, — но ведь теперь он пришёл как сообщник, как мститель, и его обманули, с головой выдав Викниксору. Теперь этот мститель гремит, выкатываясь по лестнице…

«Особенные» не выдержали; неприязнь к «ищейкам», «выскочкам», «подлизам», «накатчикам» и «лягавым» превратилась в ненависть

— Открывайте, мать вашу, — закричал Гужбан, и дверь вздрогнула под его кулаками.

За дверями засуетились, задвигались, забегали. Гришка нетвёрдым голосом спросил:

— Ч-что тебе надо?

— Открывайте, суки!.. Разговоры разговаривают… Ну?

— Не надо открывать, — взвизгнул Иошка.

Дверь загремела от посыпавшихся на неё ударов.

— Да что тебе надо, Гужа? — умоляюще прокричал Сашка.

— Разбить кой-кому харю.

— Кому?

— А тем сволочам, кто на Богородицу накатил.

— Н-не надо открывать! — разом крикнули и Иошка и Лёнька. — Заприте дверь…

— Открывайте, паскуды! Хуже будет.

В музее не отвечали. Там торопливо возводили у дверей баррикаду, воздвигали огромную кучу, куда валили столы, стулья, скамейки. Валили витрины, тумбы, доски, валили ящики, экспонаты, книги, — а дверь грохотала, трещала, — за ней собралась толпа, пробовали вышибить кулаками, плечами, наваливались кучей, потом выволокли из класса парту, оттащили и с размаха хватили по дверям.

Дверь рухнула…

— Бей гадов!

— Ищейки!

— Бей!

Иошке досталось первому. Гужбан знал в кого метить, а кулак его был тяжел и грузен. Сашка отпрыгнул в сторону, но в него вцепился Бык, и они, колотя друг друга, визжа и царапаясь, покатились по пыльному полу. Воробей отбивался в углу, размахивая своей железной палкой.

Но уже от канцелярии, сверху, снизу, из классов, коридоров бежали любопытные.

Стоявший на стреме Козел свистнул, потом крикнул: «зекс», потом побежал в музей.

— Халдеи!..

Нападавшие разбежались.

Всё случилось быстро и стремительно, и от момента когда упала дверь, не прошло и полминуты. Иошка поднялся с пола. Поднялся Сашка. У обоих были разбиты лица: у Иошки распухла и кровавилась губа. У Сашки стояли волосы, и синяком подмигивал глаз.

— Здорово! — выдавил из себя Сашка.

— Здорово! — согласился Иошка и сплюнул. На полу появилось кровавое пятнышко и что-то щелкнуло.

— Зуб.

Музей был разгромлен. Вся мебель лежала у порога, одним концом на неё упала сверху дверь, и кучами лежали разбросанные бумаги.

— Надо убрать, — глухо сказал Иошка и, сморщившись, схватился за губу. — И закрыть дверь… — И потом поговорить…

— Зачем потом? — удивился Дзе. — Сейчас говорить надо… Устраивай заседание.

У Иошки нестерпимо заныла губа, но он нашел силы сострить:

— Так как же заседать, братцы, когда сидеть не на чем?..

— Посидеть? — отозвался от порога Воробей, пробовавший закрыть полусбитые двери. — Пожалуйте! Сейчас устроим, — и начал оттаскивать из баррикады скамейку. — Садись.