Для этого, как я уже объяснял, надо было бы удобрять кусты винограда, растущие на каменистой почве, известью, которую можно получать либо на фабрике, либо размалывая рухнувшие стены домов, ибо известь подсушивает корни. А лоза и листья вберут из воздуха вещества необходимые, чтобы гроздья винограда были отменными».
Можно сделать вывод, что Леонардо уже знал о полезных свойствах минеральных удобрений, открытие которых приписывается Пристли (1771). Не остались для него тайной и дыхательные свойства внешней, находящейся над почвой части растения, что было открыто и описано три века спустя.
«Потом есть у нас сквернейшая привычка настаивать вино в незакрытых сосудах,— продолжал Леонардо.— Из-за этого начинается брожение, с пузырьками воздуха испаряется эссенция, и остается лишь скверная, мутная жидкость и кожица да мякоть. Потом при переливании из сосуда в сосуд не соблюдаются все правила, и вино остается мутным и тяжелым для желудка.
Но если вы и все другие виноградари прислушаетесь к моим советам, мы будем иметь вино прекраснейшее. Да храни вас господь.
Леонардо».
Скверное вино—вот все, что Леонардо принес участок земли, оставленный ему дядюшкой Франческо. Полезный совет и отличный «рецепт» — все, что он сумел оставить наследникам, навсегда покидая Италию.
Путешествие через Альпы было приятным. Король стремился как можно чаще беседовать с Леонардо, вернее, слушать его рассказы. Старый живописец и ученый делился с молодым государем своими наблюдениями, познаниями и «тайными» открытиями. «Тайными» потому, что о них стало известно лишь в нашем веке. Показывая королю на соколов, круживших над заснеженными вершинами гор, Леонардо рассказывал о динамике и законах полета. Рассказал он и о своих попытках летать, о несчастье, случившемся с верным Заратустрой, и не скрыл своей уверенности в том, что однажды человек станет летать, как птицы, и даже выше и дальше птиц.
— Человек — гражданин вселенной, ваше величество, и во вселенную он полетит, чтобы открыть новые миры.
Они беседовали и о математике, геологии и механике, о гидравлике, астрономии и физике. Леонардо показал королю на привале свой «Трактат по анатомии» и поведал ему о том страхе и одиночестве, которые он испытывал долгими ночами в больничных мертвецких, сидя возле трупов.
— Я препарировал больше тридцати покойников, рассекая тончайшим ножом тело на части, и повсюду обнаружил вены. И вены эти не обагряли тело кровью, только капиллярные вены слегка кровоточили. Для опытов тела одного покойника мне не хватало, и приходилось долгими часами препарировать множество тел, чтобы во всем разобраться. А чтобы понять разницу, я иной раз повторял разрез дважды,— продолжал рассказывать Леонардо.
Франциск I слушал словно зачарованный. Не успел еще кортеж прибыть во Францию, как Франциск I решил поселить Леонардо неподалеку от своей резиденции, чтобы как можно чаще с ним видеться.
В Провансе они встретились с Луизой Савойской, матерью короля, которая тоже направлялась в столицу. Теперь оба кортежа продолжили путь вместе. Королева-мать тоже была очарована великим философом и сказала сыну, что Леонардо человек редких достоинств.
Внезапно ее осенила блистательная идея:
— В Амбуазе! Ну конечно же, наш великий Леонардо будет жить в Амбуазе, возле нас. Я отдам ему мой замок Клу.
Леонардо еще не знал о ее решении. Он молча ехал на коне, глядя на раскинувшуюся внизу долину. Следом за ним ехали Франческо Мельци и юноша Баттиста Де Вилланис, которого Леонардо взял в услужение перед самым отбытием из Милана.
В повозке сидела Матурина, служанка Леонардо, растерявшаяся среди всех этих людей, говоривших на чужом языке.
Леонардо изредка чувствовал жжение в правой руке, она словно немела. Потом на время отпускало. Королевский герольд посоветовал ему средство от болезни, и Леонардо записал в записную книжку: «Лекарство от жжения в руке, которое мне подсказал королевский герольд. Взять четыре унции свежего воска и отдельно две унции ладана. Воск растопить и смешать с ладаном, а потом этой смесью больное место помазать».
Салаи не последовал за своим учителем Леонардо во Францию, сказав, что чувствует себя старым — ведь ему уже больше сорока лет.
Перед отъездом Леонардо написал письмо арендатору своего небольшого имения во Фьезоле, жалуясь на то, что вино нового урожая прескверное.
Читать дальше