Бруно Нардини - Жизнь Леонардо. Часть четвертая.(с иллюстрациями)

— Я целиком к услугам вашего преосвященства,— ответил Леонардо.

— Хорошо. Тогда сходи и взгляни на стену за алтарем церкви Сант'Онофрио. Посмотри, какую там можно написать фреску.

Несколько месяцев спустя папа поинтересовался, как у Леонардо подвигается работа над фреской.

— Святой отец, Леонардо к работе еще не приступил,— ответили ему придворные.— Он лишь начал перегонять масла и особые травы для получения лака, предохраняющего фреску от порчи.

— Увы! Этот не сделает ничего, раз он думает о конце работы, прежде чем ее начать! — воскликнул Лев X.

Между тем, как указывают крупные исследователи творчества Леонардо, и среди них Сольми, художник завершил эту фреску. На ней была изображена мадонна с младенцем, положившим левую руку на подушку. Мадонна с улыбкой смотрела на младенца, который в знак благословения поднял правую руку. Сама мадонна одной рукой поддерживала младенца снизу, другой — чуть сверху, в трепетном страхе, как бы тот не упал.

Ясно одно: Леонардо не ограничился лишь перегонкой масел и трав для лака. На нескольких рисунках, которые хранятся ныне в Виндзорском собрании, изображен младенец в различных позах. Он лежит на руках у матери и на подушке. Все это, несомненно, эскизы к фреске в церкви Сант'Онофрио.

Можно предположить, что папа Лев X, увидев фреску, удовлетворенно сказал, обращаясь к своей свите:

— Ну как, нравится вам, дети мои?

Салаи тем временем вернулся к прежним своим привычкам: возвращался домой поздно ночью пьяным и оскорблял друзей.

Леонардо видел все это и молчал. Часто он целыми ночами дожидался возвращения Салаи.

Леонардо проводит тайные опыты, о которых известно лишь Джулиано Медичи. Возможно, он хотел создать «телескоп» — огромное вогнутое зеркало.

В конце концов зеркальных дел мастер немец Иоганн завладел комнатами Леонардо в Бельведере.

Леонардо написал подробное письмо Джулиано Медичи, жалуясь на наглое поведение немцев Иоганна и Георга. Месть не заставила себя долго ждать.

Иоганн и Георг донесли папе, что Леонардо препарирует трупы и занимается черной магией. Папа запретил Леонардо бывать в больнице Санто Спирито.

Любимцем Льва X был Рафаэль, которому он поручил расписать в Ватикане Станцы.

«Медичи делали со мной все, что им было угодно». Вероятно, к этому периоду относится горькое заключение Леонардо.

Бесспорно, что Леонардо было неуютно в Риме Льва X, как, впрочем, неуютно было там и Микеланджело. Папа обожал своего любимца Рафаэля, а перед Леонардо испытывал чувство неловкости и, как следствие, антипатию.

Благосклонность Джулиано Медичи смягчала обиду Леонардо, который чувствовал себя непонятым, неоцененным по достоинству прежде всего как исследователь и ученый.

Бальдассаре Кастильоне писал: «... еще один из величайших в мире художников губит свое несравненное искусство, занимаясь философией, в которой высказывает весьма странные и химерические суждения, какие в живописи при всем своем таланте он выразить не в силах». Эти оригинальные философские воззрения Леонардо воздвигали барьер между ним и окружающими.

Лев X, как и его предшественник папа Юлий II, «весьма торопился». Он окружал себя людьми, способными воплотить в жизнь его грандиозные планы, изменить облик Рима и всего мира. «Красота и динамизм» — таков был, в сущности, девиз папы. Увы, Леонардо с его вошедшей в поговорку медлительностью оказался как бы отрезанным не только от папского двора, но и от других живописцев и скульпторов. Он один не поддался моде на «древности», один не просил дать ему заказ на роспись фрески в папской капелле или зале. Но с радостью принял поручение изучить возможность осушения понтийских болот.