Жан Тюлар: Наполеон, или Миф о «спасителе»

Наполеон — прообраз «спасителей», которыми, как вехами, отмечена история Франции XIX–XX веков. Наибольшую выгоду из Революции извлекли средняя буржуазия, зажиточное крестьянство и кучка осмотрительных дельцов. Все они смогли на имевшиеся у них в 1789 году деньги раскупить национальное имущество и в период инфляции сколотить крупные земельные состояния. Они выделили небольшие наделы крестьянам, превратив последних в своих арендаторов. Союз буржуазии и крестьянства позволял завершить Революцию властью либо одного человека, либо принципа. Человек нашелся: Бонапарт. Что касается принципа, то он давно уже известен: собственность. От Бонапарта зависело закрепить достигнутый успех, не допустив, с одной стороны, отката в прошлое, а с другой — дальнейшего углубления революции. Ибо, как неоднократно отмечалось, революция привела к разорению беднейших и процветанию богатейших слоев буржуазии и крестьянства. Следовало усмирить и четвертое сословие — городской и сельский пролетариат. «Бешеные» убедительнее, чем чересчур теоретизирующий и непоследовательный в своих действиях Бабеф, доказали, что этот пролетариат в любую минуту готов отвергнуть только что ставший «священным» принцип частной собственности. Бонапарт сумел найти панацею — войну за пределами страны, поглотившую общественную энергию и выплеснувшую ее на поля сражений. Нехватка рабочей силы обеспечила повышение жалованья. Париж без особых затруднений снабжался продовольствием, и цены на хлеб оставались умеренными. Словом, избежавшим ужасов Эйлау и Березины показалось, что наступил золотой век.

У буржуазии имелись основания чувствовать себя удовлетворенной: благодаря системе замещений война щадила ее детей, она не ложилась бременем на бюджет, так как победитель взимал огромные контрибуции с побежденных, наконец, позволяла без особых затрат культивировать доморощенный шовинизм (слово, вошедшее тогда в обиход) с помощью бюллетеней Великой Армии.

Но у войны были свои пределы: естественные границы Франции. Вторгаясь в ходе перманентных войн в Италию и Германию, Наполеон озлоблял Европу. Разве могла Франция устоять перед коалицией сплотившихся против нее врагов, не утратив завоеваний Революции? После завершения периода победоносных войн Талейран стал призывать к умеренности. Возражая ему, Наполеон ссылался на необходимость расширения рынков сбыта для французской промышленности. Более здравомыслящие владельцы мануфактур напоминали, что слаборазвитая французская индустрия не в состоянии удовлетворить потребности целой Европы. В частности, российский рынок был непомерно велик для Франции, чтобы она могла полностью вытеснить оттуда Англию. К тому же континентальная блокада — краеугольный камень внешней политики Наполеона — разоряла французские порты.

Можно точно установить момент разрыва Наполеона с «брюмерианцами» — теми, кто совершил переворот, и теми, кто его одобрил на состоявшемся затем плебисците: 1808 год, начало Испанской кампании. Да, раздача в 1806 году Бонапартом королевских корон членам своей семьи шокировала революционеров, но разве эта политика не претворяла в жизнь принципа насаждения дочерних республик, столь милого сердцу Директории? Самые дальновидные понимали, что выгоды от восстановления дворянства преходящи. Брак Наполеона и Марии Луизы подтвердил их опасения относительно возможности возврата в прошлое. Все это совпало со временем, когда военные операции в Испании впервые перестали приносить доход. Войне, задуманной как молниеносная, не видно было конца. Д'Ивернуа показал, что увязание армии на Иберийском полуострове грозило разорить Францию. И ради чего? Нотабли никогда не верили в возможность династии наполеонидов, и заговор Мале доказывает это. Коронация была всего лишь церемонией, призванной узаконить новый режим в глазах европейских монархов.

Создание Империи имело своей главной целью установление диктатуры общественного спасения в интересах толстосумов от Революции. «Спасителя» сослали писать мемуары в наказание за то, что он посмел забыть об этом и возомнил себя родоначальником династии правителей европейского континента. После того как любимая опера Наполеона — «Барды» Лесюэра — потерпела провал и была снята с репертуара, Россини решил, что настала пора возродить изощренную изысканность музыки XVIII века, продолжив традиции Моцарта. Увы, абсолютные монархии превратились к тому времени в конституционные, лишив наследственные династии будущего. В 1830 году автор «Вильгельма Телля» понял это и умолк. Появились новые кумиры: Мейербер и Оффенбах; пришли новые Сарастро, однако музыкальное очарование «Волшебной флейты» развеялось навсегда. Первый «спаситель» тоже был величественнее своих эпигонов.