В удушливой атмосфере острова Наполеон проводил время, прогуливаясь по отведенной английскими властями территории, диктуя товарищам и читая. В Лонгвуде скопилась библиотека в две тысячи томов, названия которых нам известны. И без того тоскливую жизнь омрачали туманы, дожди, а также напряженная обстановка, нагнетаемая соперничеством и обидчивостью людей, входивших в наполеоновское окружение. В довершение донимали придирки губернатора Гудсона Лоу — недалекого службиста, солдафона, помешавшегося от свалившейся на него ответственности. Здоровье узника постепенно ухудшалось. Весь 1817 год он страдал от дизентерии и ревматических болей. Болезнь не отступала, несмотря на усилия ирландского медика О'Мира, которого губернатор отослал за связь с французами. В 1819 году участились головокружения. Корабельный врач Стоко, диагностировавший гепатит, спровоцированный климатом, был отправлен в Англию. Его сменил сомнительный Антомарки. К июлю 1820-го у императора появились тошнота и боли в области желудка; вскоре он не мог есть ничего, кроме супов и мясных желе. «5 мая, — пишет Бертран в дневнике, — в 5 часов 49 минут император скончался. За три минуты до смерти он сделал три вздоха. Во время агонии — едва заметное движение зрачков, судороги, пробегающие от рта и подбородка ко лбу с регулярностью часового маятника. Ночью император произнес имя сына перед словами "во главе армии". До этого он дважды спросил: "Как зовут моего сына?" Маршан ответил: "Наполеон"».
От легенды к мифу
Был ли опальный император, покинувший мировую сцену после того, как находился на ней без малого 20 лет, обречен на забвение? Весьма искусный политик, он не мог не знать, какие опустошения произведет в людской памяти его уход со сцены, и потому на скалах Святой Елены вел свой последний бой, высекая тот образ, который хотел оставить потомкам.
Разумеется, наполеоновская легенда родилась не на Святой Елене. Начиная с первой Итальянской кампании ее стали творить газеты, призванные поднимать моральный дух войск, однако на деле познакомившие Францию прежде всего с Лоди и Риволи. Легенда расцвела вместе с официальным культом императора, навязанным имперским катехизисом, с праздниками Святого Наполеона и бесчисленными Днями благодарения. Но окончательно она сложилась лишь после 1815 года.
Решающую роль в ее возникновении сыграли изменившиеся социальные условия. В эпоху Империи преданность народа Наполеону была несомненной. Рабочие парижских предместий, во всяком случае значительная их часть, готовы были даже в 1815 году сражаться против захватчиков; все донесения полиции отмечают их верность императору. Не меньшей любовью пользовался Наполеон и в крестьянской среде. Правда, в последние годы эту любовь несколько омрачили сводные налоги и обременительные рекрутские наборы.
Но и падение Орла не повлияло на продолжающийся рост его популярности. Промышленная революция, темпы которой несколько замедлились в результате войн, Революции и установления Империи, разрушила до основания старые социально-экономические структуры, заменила ремесленников машинами, используя в основном дешевый труд женщин и детей.
Она привела к резкому снижению заработной платы на рынке рабочей силы, перенасыщенном бывшими солдатами, демобилизованными из Великой Армии. Эти отверженные вспоминали об Империи, как о «золотом веке» всеобщей занятости, высоких заработков и дешевого хлеба. Наполеон без труда стал «отцом народа». Так же относились к нему и в деревнях, где крестьяне, во всяком случае до голосования закона о миллиарде для эмигрантов [33] Закон Карла о миллиардном вознаграждении роялистов-эмигрантов (1825 год).
, цепко держались за свою долю национального имущества, приобретенную во время Революции. Наконец, слава Наполеона была и славой завоевавшей Европу армии крестьян. Ветераны, обреченные из-за полученных ранений на праздность, черпали в воспоминаниях, которым они предавались долгими вечерами (как это прекрасно изобразил Бальзак), оправдание своей социальной ненужности. Это они стали верными хранителями культа, подлинными творцами легенды, восполняя своими рассказами отсутствие запрещенных отныне лубочных картинок и уничтоженных новыми мэрами муниципальных подшивок бюллетеней Великой Армии. Заволновалась и буржуазия. Возврат в прошлое мог в любую минуту поставить под угрозу завоеванные ею привилегии.
Она вынуждена была признать, что в политическом отношении легитимная монархия ненадежна, а обретенная стабильность непрочна. Да, переход от Людовика XVIII к Карлу X прошел в 1824 году безболезненно, однако сопровождавшее коронацию зубоскальство доказывало, что потомственная монархия утратила былое очарование. Послушаем Беранже:
Читать дальше