Бриджит Бордо - Инициалы Б. Б.

Как-то в одном из разговоров он сказал, что, когда ему было 13 лет, он нашел крысиное яйцо в городке Морзин, где провел детство. Я возразила, что крысы не несут яиц.

«Ты что, Софи (он часто звал меня Софи, вспоминая «Несчастья Софи»), шутишь? Ты правда не знаешь, что крысы несутся?»

А я, если честно, не была уверена на все сто… И Вадим рассказал мне как во время войны крестьяне-горцы жарили яичницу из крысиных яиц… Я свято всему поверила и на другой день слово в слово пересказала гостям. Я имела успех: моя наивность стала притчей во языцех. Смехом не убивают. Только потому я осталась тогда жива.

От своей наивности избавилась я не скоро. Теряла ее очень медленно. Сначала разуверилась в Вадимовых сказках. Потом стала узнавать о частностях супружеской жизни, о лекарстве от любви.

Для меня любовь всегда была чудом, чем-то прекрасным, из ряда вон. Она отрывает от быта и уносит в путешествие вдвоем, она не терпит пошлости. Так писал о ней Альбер Коэн в своих «Небесных далях». Увы! Длиннополые сорочки (их носили еще в 53-м), носки в гармошку (носят и сейчас), тапочки («Тапочки, где мои тапочки?»), разные звуки, спуск воды в унитазе, сморканье, отхаркиванье, наконец, ежедневные недоразумения — вот поистине лекарство от любви.

Я всегда об этом помнила и не выносила, чтобы человек опускался под предлогом, что он у себя дома.

Время было трудное.

Я искала свою дорогу в жизни. Критики отзывались о двух моих первых картинах так плохо, что двери в кино для меня с треском захлопнулись. Со мной все кончено!

Не люблю поражений, не выношу, когда меня гонят. Предпочитаю уйти сама! Я решила взять реванш, начать с нуля. Для начала — найти хорошего менеджера.

Мне рассказали про Ольгу Орстиг.

Я написала ей с робостью, прося заняться мной. Назначили встречу. Оказалось — деловая, впечатляющая, властная и с шармом чисто славянским. Она бегло оценила меня и решила, что «берет». Отныне ее квартира стала моим вторым домом, а она мне — второй матерью. Мы не расставались никогда. Я зову ее «мама Ольга». Как-никак, она занималась моими делами, а главное, по-матерински меня любила и прощала. В тот момент она как раз подыскивала молоденькую актрису для фильма с Жаном Ришаром «Портрет ее отца» режиссера Бертомьена.

Анатолий Литвак, американский режиссер русского происхождения, человек замечательный, одаренная натура и добрая душа, никогда не слушал чужих мнений. Через Ольгу он пригласил меня на роль французской субретки в своей новой картине «Акт любви».

Главные роли играли Дани Робен и Керк Дуглас. Надо было говорить по-английски. Я могла объясниться через пень колоду, и меня взяли!

Действие фильма происходило во время второй мировой войны.

Дани Робен вызывала во мне восхищение: стройная, хорошенькая, раньше тоже танцевала. Приятно было думать, что мы похожи… Приятно, а потом очень неприятно, когда я узнала, что она — заядлая охотница.

Американец Керк Дуглас — кинозвезда, полубог, не подступишься. Но я подступалась, даже налетала на него в темных промерзлых коридорах. Он говорил мне «сорри!», и я краснела! Не красавец, ниже меня ростом, но море обаяния!

Ассистент натаскивал меня. По роли я говорила 2–3 фразы, но знать их надо было назубок. После долгого ожидания в своей комнате я оказалась наконец перед камерами. Литвак был великолепен: шапка седых волос, большие светлые глаза. Волнуюсь, трясусь — он смеется! Я должна была просунуть голову в окошко для подносов и сказать: «Кушать подано». Мой большой выход!

Играй я по-английски Федру, гордилась бы и тряслась от страха ничуть не меньше!

Мама, когда смотрела этот фильм в кино на Елисейских полях, была простужена и чихнула как раз в тот момент, когда на экране в окошке для подносов высунулась моя голова. Пришлось маме остаться на второй сеанс, чтобы все-таки посмотреть на меня 30 секунд!

В апреле 1953 года я сопровождала Вадима на Каннский фестиваль, куда он поехал взять интервью у Лесли Карон для «Пари-Матча». С Лесли я была знакома. Мы работали с ней у Князева, и когда она снялась в фильме «Американец в Париже», я гордилась, что знаю ее.

Чуднґо! — думала я. Мы были с ней как сестры-двойняшки, как два пальца на руке. Столько общего, работа в том числе. Но она достигла высот, а я не могу одолеть первой ступеньки бесконечной лестницы. Ее ждут лучшие фотографы и журналисты, а меня снимают на гостиничном пляже приятели, туристы или местные газетчики.