Заграничная Латвия.
22 июня.
Прорыв на Варшаву. Эвакуация, Берсут.
В Чистополе. Познание сталинской России.
В ГУЛАГе. Антисоветское воспитание.
Возвращение в Москву.
«Коммунист» Пастернак.
Первое столкновение с властью.
Сталин, нацизм и Вторая мировая война.
7 миллионов и 25
В мае 1941 года я впервые попал на Запад, в Европу, хотя формально не выезжал за пределы СССР. Родители взяли меня с собой в Латвию, за год до того присоединенную к «союзу республик свободных». Они решили поехать в Кемери под Ригой, где была какая-то замечательная грязевая лечебница или курорт, чтобы отец мог подлечить ревматизм, которым он страдал издавна.
Мне шел тринадцатый год. То путешествие послужило толчком для моего повзросления. У меня словно глаза открылись на окружающую жизнь. Я оказался в совершенно другом мире. Помню общее ощущение покоя, красоты, чистоты, уюта. Даже природа изменилась: стала ярче, чище, красивее и опять же — спокойнее. Особенно был я потрясен, когда на первой же латвийской станции на крыше вокзала (!) увидел большое гнездо и в нем — красавца аиста. Я тогда в первый и последний раз в жизни видел аиста на воле, не в зоопарке. Он стоял в своем гнезде, как и полагается, на одной ноге, подогнув другую.
Пока поезд шел по Латвии, я не уходил от окна в тамбуре. Ближе к Риге рядом со мной оказался какой-то пассажир, который тоже не отрывал глаз от проносившихся мимо пейзажей, поселков, станций. В какой-то момент я услышал, что он что-то бормочет. Я прислушался и понял, что он ругается про себя, тихо матерится что-то насчет того, что он вот столько уже лет в партии — тра-та-та! — и даже не подозревал, что может быть такое на свете — тра-та-тра-та-та! — и почему же у нас все не так — мать вашу так!? И тому подобное. Меня, пацана, он, видимо, не боялся.
Много позже, оказавшись в эмиграции в Германии, я понял, что меня и других советских больше всего поражало в Латвии. В России люди везде и всячески портят природу, и в экологическом смысле, и в эстетическом. Любые постройки уродуют вид, деревенские ли, городские, и уж тем более — промышленные. И все в России к этому сызмальства так привыкли, что и не представляют, что может быть иначе. А вот в Латвии (перед войной), как и в Западной Европе (где я оказался после войны), люди землю и природу украшают. Я нигде не видел, чтобы деревни, отдельные дома или даже промышленные строения портили бы вид. Такие там дома, такая у них расцветка и архитектура, такая расстановка. Это трудно себе представить, это надо видеть. И в Латвии я впервые увидел подобное...
По Риге я ходил с широко открытыми глазами — пожирал новизну впечатлений. Теперь, после того как я пожил на Западе, я вижу, что уровень жизни, точнее благоустроенности, был в Латвии тогда выше, чем сейчас даже в Германии или Швейцарии — самых благоустроенных странах Запада, которые мне пришлось повидать. Запомнилось удивительное качество и разнообразие сервиса. В магазинах, например, вас в фойе встречали служащие и спрашивали, что бы вы хотели приобрести, и сразу говорили, есть ли у них такой товар. И если товар имелся, вели вас в соответствующий отдел. Служащий сам нес все купленные вами вещи, сам сдавал их в кассу, упаковывал и предлагал, если надо, доставить товар домой, в гостиницу. В больших универмагах продавцы помещали ваши покупки на ленты трансмиссии или в пневматические трубы — и они оказывались внизу, в кассе. В городе были магазины верхней одежды, в которых она хранилась в раскроенном виде, и ее сшивали для покупателей по их меркам. В одном из таких магазинов родители купили мне первый в моей жизни костюм.
Было много кафе, в которых предлагалось множество видов бутербродов, и их можно было брать в неограниченном количестве за одну и ту же плату. О качестве товаров и продуктов говорить не приходится.
Добросовестность и благожелательность. Отец выбрал себе в одном из магазинов полуготовой одежды костюм, оплатил и должен был через какое-то время его получить. Но разразилась война, отец звонит в магазин, чтобы узнать, нельзя ли побыстрее получить костюм? И ему говорят, что он может прийти прямо сейчас, в воскресенье! Мы все приходим в магазин, и нас встречают заведующий отделом и портной, который уже с утра сшивал костюм. Последняя примерка, последняя подгонка — и мы уходим с костюмом!
Все средние и крупные магазины, рестораны и кафе к весне 41-го года были уже национализированы, но продолжали работать как раньше. Во многих из них шефами были прежние хозяева. А маленькие кафе и магазинчики вообще оставались в частных руках. Дело в том, что в Латвии и во всей Прибалтике проводилась политика невмешательства советских властей в привычный ход местной жизни. В отличие от Западной Украины и Белоруссии, которые были первыми присоединены к СССР и где без промедления вводились советские порядки, а «буржуазные» кадры изгонялись.
Читать дальше