Вадим Белоцерковский - ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО

Статьи отца того времени были абстрактны и грубо примитивны, однако содержали в себе мощный энергетический заряд. И дело здесь, думаю, не только в темпераменте отца. Энергия была тогда, видимо, разлита в воздухе. Как и нигилизм по отношению к «старой культуре». Он, как известно, захватил тогда и высокообразованных деятелей искусства и литературы, которые запросто «сбрасывали с корабля современности» всяких там пушкиных.

Сделаю важное примечание к вопросу об «Армии спасения». После голода в 1921 году Ленин официально поблагодарил «Армию спасения» за помощь голодающим, как благодарил за это и за иную помощь и ряд других американских благотворительных организаций, включая еврейский фонд «Джойнт». При Сталине многих еврейских деятелей культуры расстреляли по обвинению в работе на «Джойнт».

Отца явно тянуло к писательству. Уже в США он начал «марать бумагу» — что-то сочинять. В архиве у отца оставалась старая толстая тетрадь с его первыми опусами. Я видел ее недавно в литературном архиве (РГАЛИ). В Симбирске, как я уже говорил, отец написал и опубликовал два маленьких сборника рассказов по мотивам своей прежней жизни. Они тоже были весьма примитивны, но, на мой взгляд, отмечены талантом и силой. Молодой варварской силой! И уже замаячил перед отцом театр. В 1919 году в Симбирске он инсценировал один из своих первых рассказов «Бифштекс с кровью», и эта инсценировка получила вторую премию на всероссийском конкурсе. В 1920-м отец пишет свои первые пьесы: «Этапы» и «Эхо». Последняя была поставлена на столичной сцене — в театре им. Революции.

Однако самым ярким событием симбирского периода, на мой взгляд, была встреча отца с Троцким, во время которой отец во всю силу проявил свой американо-анархистский характер. Троцкий приплыл в Симбирск на пароходе в 20-м, если не ошибаюсь, году вместе с Роменом Ролланом. В программу их знакомства с городом входило и выступление гостей перед городским Советом. Первым должен был выступить Троцкий. Отец встречал высоких гостей как глава города и провел их в комнату за сценой.

О том, что там произошло, моей матери рассказывала жена Иосифа Варейкиса (ее муж был тогда председателем горсовета Симбирска), присутствовавшая при встрече Троцкого с отцом.

Стояли холодные осенние дни, здание Совета не отапливалось, и никто, ни гости, ни хозяева не снимали пальто. Троцкий стоял в накинутой на плечи шинели и разговаривал с отцом в ожидании приглашения на сцену, в президиум. И когда приглашение последовало, Троцкий повернулся к выходу на сцену и сбросил с плеч шинель в уверенности, что стоявший рядом отец подхватит ее, но тот убрал руки за спину.

— У всех в комнате дух захватило, — вспоминала жена Варейкиса, — что же сейчас будет?! Троцкий, напомню, был тогда вторым после Ленина человеком в стране, грозным наркомом обороны и главнокомандующим всеми родами войск Красной Армии.

Почувствовав, что отец шинель не подхватывает, Троцкий успел схватить ее за спиной, когда она уже пролетала мимо его заднего места, и гневно-вопросительно взглянул на отца, сверкнув стеклами пенсне. Белоцерковский, рассказывала Варейкис, тоже вперил в него свой «гневно-принципиальный» взгляд: «Мы не для того революцию делали!» — и не шелохнулся. Троцкий вынужден был сам бросить шинель на стул у стены и прошел на сцену.

— Если бы Троцкий, — говорил мне отец, рассказывая о борьбе вождей (которые «всегда большое говно»!), — победил Сталина, то он тоже наверное стал бы диктатором, хотя был, конечно, намного умнее Сталина.

Из рассказов отца о времени НЭПа мне запомнился яркий эпизод встречи отца со Сталиным. На улице! Сталин большую часть своего рабочего времени проводил в здании ЦК на Старой площади и оттуда часто ходил пешком в Кремль, где он жил. Ходил по улице, сейчас это, видимо, Ильинка (а, может быть, это была Варварка?), на которой находилось что-то вроде биржи. Отец, помнится, называл ее «золотой биржей».

И вот около этой биржи отец однажды повстречался со Сталиным. Сталин шел неспешно в своей знаменитой солдатской шинели, о чем-то сосредоточенно думая и ни на кого не глядя. Шел, видимо, без охраны. На тротуаре около биржи всегда толпились разные буржуазные элементы, брокеры и прочие «нэпманы», и Сталин двигался через их толпу. Нэпманы, вспоминал отец, узнавали его, отводили глаза, но... освобождали ему дорогу. Создавался этакий коридор, по которому и шел Сталин.

— Нэпманы, — комментировал отец, — не догадывались, кому они уступали дорогу! Своему могильщику, который через несколько лет разгонит их биржи, реквизирует их золото и бриллианты, а потом и многих из них упрячет в места не столь отдаленные...