На следующий день, освободившись от строевых занятий, Мусоргский прямо из полка отправился на Невский, в магазин Бернарда, и спросил сочинения Глинки. Владелец магазина, с сильной проседью в бороде, предупредительный и спокойный, справился:
– Для себя, господин прапорщик, покупаете? – Видя недоумение покупателя, он объяснил: – В вашей среде, я заметил, интересуются другой музыкой.
Мальчик подставил лестницу. Хозяин сам полез наверх и достал с последней полки запыленную пачку.
– Тут всё: может, что подойдет, прошу посмотреть.
Мусоргский просматривал романс за романсом. Иные он откладывал в сторону. Большая часть была ему незнакома даже по названию, но вот попался один, услышанный им вчера, затем еще один.
Хозяин магазина наблюдал за ним с молчаливым вниманием.
– Есть и более доступные сочинения, тоже русских авторов, – сказал он. – Дюбюк, Дютш…
– Нет, я из этой пачки отберу.
– Давно взял за правило удовлетворять разнообразные вкусы, а то бы не стал это держать у себя – дохода не приносит. – И он вздохнул.
– Да мало ли в Петербурге музыкальных кружков! – возразил Мусоргский.
Нотный торговец с достоинством погладил бороду:
– Кружки есть действительно. Но, если дело вести, думая только об их вкусах, пришлось бы закрыть торговлю. – Он показал наверх. – Там клавиры «Жизни за царя» и «Руслана» лежат, а сколько продано за год? Один или два. Вот какова картина, господин офицер!
Он насупился и с выражением молчаливой строгости отошел, предоставив покупателю самому разбираться в запыленной пачке.
В гостиной, окруженный молодежью, стоял высокий человек в мундире военного инженера. В прошлый раз Мусоргский его не видел. Бачки оставляли нижнюю часть подбородка открытой, глаза у него были близорукие, но живые. Разговаривал он чуть не со всеми в одно время – легко и насмешливо.
При появлении нового гостя он обернулся не сразу, точно желая, чтоб тот успел полюбоваться им – его непринужденностью и свободой. Затем, прищурившись, взглянул на вошедшего:
– Мусоргский – кажется, не ошибаюсь? По описанию узнал. Что ж, давайте знакомиться: Цезарь Кюи.
Оба были в военных мундирах. Их одинаково отличала некоторая изысканность манер, но Кюи вел себя так, точно хотел показаться в обществе занимательным или забавным, а серьезные мысли считал нужным держать при себе. К Мусоргскому он отнесся, впрочем, с интересом и тут же принялся расспрашивать, пишет ли тот что-нибудь.
– У меня самого романсов немало, да и для рояля кое-что задумано. Больше всего, правда, меня занимает опера. «Кавказского пленника» сочиняю.
Подхватив Мусоргского под руку, он прошелся с ним по гостиной. Разговаривал он с легким акцентом – не то французским, не то польским, но выбором слов не затруднялся нисколько.
Когда проходили мимо хозяина, сидевшего в кресле, Даргомыжский счел нужным предупредить их:
– Сегодня, господа, запряжем вас в одну упряжку. Попробуйте-ка поиграть в четыре руки.
– С удовольствием, – отозвался Кюи.
На положении более опытного он взял Мусоргского под свою опеку. Тот принужден был вскоре признаться, что мало что знает о Шумане и Листе, а уж о Берлиозе и вовсе ничего не слыхал. Кюи заметил снисходительно:
– Это все еще впереди. Вас ждет множество превосходных открытий.
Слушая его, Мусоргский старался запомнить названия незнакомых произведений, впитывал в себя новые суждения; он вступал в мир незнакомый, заманчивый, необозримо большой.
Даргомыжский был сегодня задумчив. Он сидел в кресле в углу и, казалось, не замечал, чем заняты гости. Поглаживая большим пальцем усы, он что-то обдумывал. Когда один из гостей заговорил о «Русалке», Даргомыжский с горечью произнес:
– Разве эти господа допустят, чтобы на сцене была представлена простая русская девушка или обыкновенный мельник? Вы вот хвалите, а они ругают. Граф Виельгорский уж на что просвещенный ценитель, а Михаила Ивановича все старался уверить, что его «Руслан» – чистейшая неудача. Так куда уж мне! Меня он просто не замечает и на собрания к себе звать перестал… Ну, авось без них как-нибудь проживем. Новые силы взойдут в России.
Он поджал губы и замолчал. Некоторое время молодежь развлекалась разговорами; затем, словно вспомнив, хозяин спросил:
– Что ж мы сегодня послушаем?
Кюи, остановившись против его кресла, сказал:
– Мусоргский симфониями Шумана заинтересовался. У вас, Александр Сергеевич, ноты найдутся? Мы бы с ним в четыре руки попробовали.
Читать дальше