Даргомыжский, казалось, о новом госте забыл и, только вдоволь напевшись, обратился к нему:
– Может, и вам угодно принять участие? У нас тут видите как поют – кто лучше, кто хуже. Спрос с каждого по возможностям.
– У меня опыта вовсе нет, – смущенно ответил Мусоргский.
– Да он отлично играет, Александр Сергеевич! – вмешался Ванлярский, сидевший в другом конце гостиной. – Прикажите ему сесть за рояль.
Круг стоявших около инструмента разомкнулся, и Мусоргский – делать нечего! – подошел.
– Я и не знаю, что сыграть-то…
– У нас неволить не любят, – заметил хозяин. – Что вам угодно, тем и побалуйте.
Молодежь отступила от рояля, чтобы не смущать оробевшего офицера. Перебрав в памяти несколько вещей, Мусоргский решил исполнить польку своего сочинения, затем свой же парафраз на знакомые оперные мотивы. Вначале он волновался и только позже, почувствовав, что его слушают, стал играть смелее. В одном отрывке он в свободной импровизации вздумал изобразить что-то вроде колокольного звона: получилось густо, сочно и полновесно.
– Ишь ты, скажите пожалуйста! – пробурчал хозяин.
Дослушав до конца, он тем же резковатым голосом произнес:
– Талант виден изрядный, но вкуса вашего, простите, не уразумел.
Мусоргский отважился спросить, что именно Александр Сергеевич подразумевает под вкусом.
– Сочинение не может служить прихоти или забаве – оно должно преследовать свою цель. Мы собираемся не для того, чтобы вечера как-нибудь коротать. У нас задача иная, чем, скажем, в концертах Дворянского собрания. Михаил Иванович всю силу своего гения отдал искусству России, и мы по мере сил стараемся служить тому же.
Мусоргский покраснел, лицо его потеряло оттенок юношеской бледности: он вспомнил, как на прошлой неделе чуть не всю ночь услаждал товарищей музыкальной чепухой, бойкими безделушками, и ему стало стыдно. «Ай да Модест! – повторяли в ту ночь товарищи. – Другого такого ни в одном полку нет – только у нас!» Поддавшись на похвалы, он играл мазурки, польки, фантазии.
Сейчас все показалось постыдным до жалости: только что исполняли романсы Глинки, «Руслана», а он, поддавшись на удочку, сел за рояль и показал, насколько нетребователен его вкус.
Хозяин не склонен был щадить новичка и, когда тот, расстроенный, отошел в сторону, не стал его утешать.
Гости попросили Даргомыжского, чтобы он поиграл «Русалку». Нашлись исполнители для партий Наташи и Мельника, а партию Князя взял на себя сам автор.
В домашнем исполнении все показалось понятнее, чем в театре. Мусоргский точно в первый раз слушал оперу: он ощутил напевность и красоту ее арий, человечность образов, созданных композитором. До чего же неуместными были насмешки товарищей по полку, до чего глупыми и невежественными!
Даргомыжский, как будто его имел в виду, показывая «Русалку», спросил:
– По вкусу вам или нет, господин Мусоргский? Бранят мою оперу, а мне хотелось внести свою скромную лепту в русский оперный сюжет. И казалось мне, что кое-что удалось.
– Все тут, Александр Сергеевич, удалось, – хором сказали гости.
Мусоргский признался, что со сцены он не так понял, как сегодня: теперь ему все понравилось.
В глазах автора мелькнул радостный огонек, и он с удовлетворением опустил голову.
– Только в этом кружке и сознаешь себя музыкантом. Если вам тут по душе – милости прошу: будем рады. Только надо поскорее вам понять, что музыка простой забавой служить не может: у нее назначение более высокое – правду жизни выражать.
Он поднялся. Казалось, самое важное, что надо было сказать, уже сказано, и гости, почувствовав это, стали прощаться.
На улице было тихо. Возле дома никого не было видно. Горел фонарь около ворот, а другой светил где-то за три дома отсюда.
Ванлярский и Мусоргский отстали от остальных.
– Не жалеешь, что попал сюда?
– Все для меня ново, – сознался Мусоргский, – я даже подавлен. Но мне понравилось, и я бы хотел тут бывать… если позовут.
– Так позвали уже, ты слышал.
– Да не очень-то горячо.
– Ты не знаешь его: не понял бы тебя – не стал бы приглашать. А барышням ты понравился, я заметил.
– Оставь!
Щегольской, кокетливый тон, обычный в разговорах молодых офицеров, на этот раз покоробил Мусоргского.
– Неуспех «Русалки» очень его огорчил, – продолжал Ванлярский. – До сих пор еще Александр Сергеевич не пришел в себя, поэтому и кажется подозрительным. Но, если идешь к нему с искренним чувством, ты для него желанный гость. Я, Модест, видать, оказался твоим крестным отцом в этом доме. Что же, рад: давно надо было тебе сюда. Ну, прощай. – И он пошел своей стороной.
Читать дальше