Александр Горянин: Груз

На Аптекарской набережной с этим не бывало проблем. Не помню случая, чтобы неподалеку от места разгрузки вдруг оказалась какая–нибудь неприятная машина, полная задумчивых мужчин. Чаще всего, особенно если было уже достаточно темно, мы, не городя огород, съезжались зад к заду, перекидывали сумки или кубические упаковки из их багажника в наш и разъезжались. Упаковок могло быть от двадцати до ста. Больше ста за все годы было раза два.

Уж не помню, по каким причинам, но при наличии такого идеального места, как Аптекарская набережная, мы много раз устраивали разгрузку в других местах — я сейчас говорю о Питере. Мы делали это на Гаврской улице, делали в Коломягах, в Комарове, возле Серафимовского кладбища, недалеко от железнодорожного переезда на пути из Пушкина в Павловск, и даже раз на Приморском шоссе прямо у ольгинского мотеля, и хорошо помню, как мне тогда не понравился грузовичок самого захудалого вида, но с армейской антенной, похожей на конечность огромного членистоногого. Однако ничего, обошлось.

Почему–то однажды — видать, были причины, — я вылез с сумками на каком–то углу, норвежская чета укатила к себе в Норвегию, а Алекс, тоже по какой–то уважительной причине, подъехал минут через двадцать пять. За это время я выслушал немало предложений подбросить, и не задорого, от энтузиастов–частников. Даже не подозревал, что их такое количество.

Бывало и так (особенно когда ношу можно было перенести за одну ходку наличными руками, машина гостей не слишком бросалась в глаза, а дом, где мы остановились, к тому располагал): мы просто подъезжали к подъезду и все вместе, не мудрствуя, заносили сумки в квартиру. Как–то мы нашли — то ли в Лигове, то ли в Сосновой Поляне — совершенно случайный, но крайне удачно устроенный дом. Подъезды у него были на обе стороны (большая редкость!), а подъездные аллеи выглядели зелеными туннелями, из окон почти ничего не просматривалось. Грех было не использовать такой дом для перегрузки. Мы с иностранцами вносили сумки со стороны фасада, как бы направляясь в дом, а мои друзья выносили их через дворовой подъезд и укладывали в нашу машину.

Впрочем, вторая разгрузка в этом доме стала последней. Мы с англичанином по имени Джон на миг замешкались где–то между лифтом и почтовыми ящиками, когда вдруг из–за угла, видимо, из какой–то квартиры первого этажа, бесшумно вышел серо–желтый дог размером с пианино и стал миролюбиво протискиваться между нами, направляясь на улицу. Любознательный и невысокий Джон рассматривал в этот миг плакатик с изображением «кандидата единого блока коммунистов и беспартийных» (кажется, это называлось так). Пса он увидел лишь когда тот коснулся своей башкой его бороды, а увидев, выпустил ношу сразу из обеих рук. Почти пудовая сумка припечатала собачью лапу. Но ничего страшного не произошло. Дог вздрогнул, выдрал лапу, смерил Джона презрительным взглядом и проследовал своей дорогой. С криком «Джонни, Джонни!» за ним промчалась его тщедушная хозяйка. В дверях подъезда она обернулась и сказала моему английскому другу: «Зря вы так испугались, мужчина. Наш Джоник сроду мухи не обидит».

«Почему–то ваши собаки часто имеют имена наших людей» (перевод подстрочный), — задумчиво констатировал англичанин, прощаясь со мной. Я не нашелся что сказать в ответ на его печальное наблюдение.

Спасибо тебе, еще более удобное место, мечта подпольщика, дивный проходной двор по соседству с Медным всадником. Он позволял попасть с Красной улицы (давно уже вернувшей себе девичье имя Галерная) на бульвар, носивший поэтическое имя Профсоюзов (ныне, кажется, как встарь, Конногвардейский), попасть не тривиально, через две подворотни, а более утонченно. Посреди двора стоит приземистая круглая постройка, по очертаниям — тряпичная купчиха, сажаемая на чайник, дабы не остывал. Возможно, трансформаторная подстанция. Мы быстро въезжали во двор со стороны Галерной, огибали «купчиху», тормозили у сквозного подъезда (если я не ошибаюсь, дома номер восемнадцать по Конногвардейскому) и в самом бодром темпе оказывались с нашим грузом на бульваре, где уже ждал кто–то из нашей троицы — за рулем и с включенным мотором. Увидеть из подворотни на Галерной, что мы делаем, было невозможно, «купчиха» перекрывала обзор. Следящим пришлось бы, выдавая себя, быстро обежать ее или объехать.

И уж совсем идеальными были два дома в Москве, один открыл Евгеньич, второй нам, сам того не ведая, подсказал знакомый книжный спекулянт. Эти дома имеют коридорную систему, так что можно войти, например, через первый подъезд со стороны фасада, а выйти, например, через седьмой со стороны двора. Мы решили, что подобным домом можно воспользоваться только один раз, поэтому берегли и тот, и другой для чрезвычайных обстоятельств, да так ни разу и не использовали. Не уверен, что теперь нашел бы их в случае нужды.