Эдуард Хруцкий: Тайны уставшего города

На Тишинском и Перовском рынках можно было купить абсолютно все, были бы деньги.

После реформы сорок седьмого года московский черный рынок получил нокаутирующий удар и стал понемногу сходить на нет. Но оставалось главное, имевшее цену при любом изменении денежных отношений, — золото, камни и часы. Это всегда оставалось основой подпольного бизнеса.

В пятидесятые наша компания заняла достаточно твердые позиции на московском Бродвее, потому что в любых сложных обстоятельствах мы могли дать отпор кому угодно. К тому же половина ребят из нашей компании были боксерами, и весьма неплохими. Мне и моим друзьям приходилось сталкиваться с «аристократией» столичного дна.

Это были не воры и не налетчики. Они прекрасно одевались и вполне легально, как нам казалось, проживали в столице.

Не помню, кто написал, что война быстро старит людей. Писатель имел в виду, конечно, своих друзей-фронтовиков. Но и мы, военные мальчишки, взрослели значительно быстрее.

Общее горе, смерть близких на фронте, постоянное недоедание и походы в кино, которые заканчивались кровавыми драками с тишинскими огольцами, делали нас злее, а потому и старше.

Конечно, к нам сначала относились немного покровительственно, пока дело не доходило до драки.

За несколько месяцев своей «светской» жизни я познакомился со знаменитыми московскими картежниками, ездил в игорные притоны — «мельницы», которые потом стали называть катранами, чтобы прикрыть, если понадобится, знакомых катал. Оговорюсь сразу — делал я это не за мороженое и конфетные фантики.

Передо мной чуть распахнулась дверь таинственного мира Столешникова переулка. Входить туда дальше было небезопасно.

Мы знали в лицо знаменитых золотишников, черных ювелиров, известных фармазонщиков и кидал. Знали, раскланивались при встрече, и не более того.

Вся эта бражка обожала летними вечерами пройтись по аллеям сада «Эрмитаж», со времен НЭПа пользующегося в определенных московских кругах славой самого светского места.

Однажды мы сидели на веранде ресторана вчетвером, к нам подошел весьма элегантный симпатичный парень лет двадцати пяти.

— Добрый вечер, — вежливо сказал он.

Мы не менее вежливо поздоровались, но все же напряглись. Правда, парень был совсем не похож на опера.

— Вы друг Бори Месхи? — обратился он ко мне.

— Предположим, — неопределенно ответил я.

У моего друга Бори, которого все в Москве знали под именем Бондо, всегда хватало проблем.

— Да нет, вы не подумайте ничего плохого. Мы с Бондо добрые приятели.

— Сколько не хватает? — сообразил сразу Володька Трынов, чемпион Москвы по боксу. Он решил, что у приятного парня нет денег заплатить за столик.

— Нет, ребята, с башлями все в порядке. Вон, видите?

Он показал на крайний у стены стол, за которым сидела компания из шести человек.

— Ну и что? — спросил Трынов.

— Начали клеить мою девушку, ну и на меня тянуть.

Я присмотрелся и увидел, что за столом у стены сидит компания лабухов, среди которых наш добрый знакомец Лешка Далматов по кличке «Рыжий». Лешка был не только неплохим музыкантом, но и перворазрядником по боксу, поэтому и мы с Трыновым его прекрасно знали.

Мы с Володькой подсели к их столу, отозвали Лешку и сказали, что парень — наш знакомый.

— Что ж он, фраерюга, сразу не сказал, а мы хотели снять его чувиху. Все, ребята. Подойду извинюсь.

На этом мелкий инцидент был исчерпан «без обмена опытом при помощи жестов», как любил говорить наш тренер Николай Королев.

Выйдя из ресторана, мы познакомились и обменялись телефонами.

Он позвонил мне дня через четыре и пригласил к себе.

Звали его Сева и жил он на Пречистенке в старом доме с неведомо как сохранившимся затейливым лифтом. У него была прекрасная двухкомнатная квартира.

— Родители на работе? — поинтересовался я.

— Нет, это квартира покойного деда, профессора. А родители живут на улице Чернышевского.

В его квартире меня поразила круглая комната. Вместо стен у нее был один круглый книжный шкаф.

— Ты любишь книги? — спросил Сева. — Бери что хочешь, я к ним равнодушен, это все от деда. Конечно, можно отволочь к букинистам, но в деньгах я не нуждаюсь.

Потом мы пили пиво. Стол стоял в огромном эркере, и мне казалось, что мы висим над улицей.

Так Сева вошел в нашу компанию. Он был человеком щедрым и, что нас поражало, прекрасно одевался во все заграничное. Вещей у него было больше, чем в магазине средней руки. Он охотно одалживал ребятам свои пиджаки на выход, но никому ничего не продавал.