Эренжен Хара-Даван - Чингисхан. Великий завоеватель

Еще значительнее, быть может, чем в военной области, были приобретения монголов в отношении общей культуры и задач гражданского управления. После взятия в 1215 году Енкина Чингисхану был представлен взятый в плен знаменитый философ, поэт и астролог того времени Элюй-Чуцай, которого называли «совершеннейшим из людей». Он был потомком дома киданей, царствовавшего в Северном Китае до цзиньской (джурдженской) династии и ею свергнутой. Чингисхан, приняв его, сказал:

– Дома Ляо и Цзинь всегда были во вражде, я отомстил за тебя.

– Отец мой, дед и я, – возразил Элюй-Чуцай, – были подданными цзиней; я был бы виноват в криводушии, если бы питал враждебные чувства к прежнему государю и отцу.

Благородство ответа и наружность Элюй-Чуцая понравились Чингисхану. [171]Свободный от национальных предрассудков, что особенно поражает в человеке его эпохи и его среды, Чингисхан своим гениальным умом тотчас же постиг всю пользу, которую можно извлечь из этого чужеземца привлечением его высокой умственной культуры на службу государству. Не особенно доверяя способностям своих героев-сподвижников в области гражданского управления, он поручает это дело пленному философу. Элюй-Чуцай стал непременным советником по соответствующим вопросам у монгольского монарха, который ценил его за выдающийся ум и держал всегда в своей ставке. Элюй-Чуцаю приписывается следующее изречение, откровенно высказанное Чингисхану: «На коне можно завоевать мир, но править миром с коня нельзя».

Этот государственный муж организовал административную и финансовую части империи и сумел даже провести некоторые военные реформы, вероятно, из имеющих отношение к технической и военно-административным специальностям, по образцу китайской армии; Элюй-Чуцай оказывал также благотворное личное влияние на Чингисхана, сумев приохотить его к работе мирного характера и умеряя иногда вспышки его необузданного темперамента природного кочевника без школы. Между прочим, по его докладу был учрежден государственный архив Монгольской империи.

Плодотворная работа китайского философа продолжалась и при первых преемниках Чингисхана.

Чан-Чун – даосский монах, беседовавший с Чингисханом

Вообще монгольские монархи не чуждались сношений с выдающимися иностранцами, а Чингисхан нередко даже нарочно искал встреч с такими людьми с намерением использовать их знания и советы для своих государственных целей или собственного самообразования.

Так, услыхав однажды про знаменитого таосского монаха Чан-Чуна, [172]занимавшегося отысканием философского камня, он выписал его из Пекина в Среднюю Азию, где вел в то время войну с Хорезм-шахом, и спросил у него «лекарство для вечной жизни».

– Небо отвергло Китай за его чрезмерную роскошь и гордость. Я же, обитая в северных степях, не имею в себе распутных наклонностей, люблю чистоту и строгость нравов, отвергаю роскошь и следую умеренности. У меня одно платье, одна пища, я в тех же тряпках и то же ем, что едят коровьи и конские пастухи… В семь лет я совершил великое дело – утвердил единодержавие во всех странах света… Ты, учитель, сроднился с истиной и шествуешь по правилам… Твоя святость прославилась и доблести проявились… Поэтому я прошу тебя подвигнуть святые твои стопы; не думай о дали песчаных степей, или пожалей о народе, или по милости ко мне сообщи мне средство сохранения жизни.

Чан-Чун ответил грозному повелителю, что средства для получения бессмертия не существует, но есть средство для продления жизни. На это Чингисхан не рассердился, а поблагодарил за правдивость и чистосердечие.

Вернувшись из Китая, Чингисхан должен был обратить внимание на ближайший к нему Запад, где, как было отмечено в предыдущей главе, у него оставался еще сильный враг Кушлук-хан, который коварством успел завладеть Кара-Китайской державой. Не были еще покорены некоторые народы к западу от Алтая, до реки Урала.

Как бы ни сложились дальнейшие отношения с могущественным государем мусульманской Средней Азии султаном Мухаммедом, называемым также Хорезм-шахом, который владел Туркестаном, Афганистаном и Персией, во всяком случае, должны были быть предварительно ликвидированы ближайшие враги, которые могли быть опасны для мирных сношений с мусульманской державой, а в случае войны – усилить собою врагов монгольской монархии.